Здесь, вопреки всей естественной справедливости,
"имущим" дается, а от "неимущих" берется и последнее, награда не
пропорциональна труду, а есть чистый дар, зависящий от воли дарящего. Здесь
величайший грешник - поскольку только он в акте покаяния свидетельствует,
что он есть с Богом, стоит перед лицом Бога, - угоднее Богу, оценивается
выше добродетельного и праведного человека, не имеющего этого сознания, и о
нем больше радости на небесах, чем о 99 праведниках, - как и вернувшийся в
отчий дом, расточивший достояние отца "блудный сын" милее отцу, чем сын,
добродетельно трудившийся в доме. Здесь сила есть слабость, а немощь сила;
бедность есть богатство, а богатство - нищета; страдание есть радостный путь
к блаженству, а благополучие есть путь к гибели. Здесь плачущие утешены, а
веселящиеся обречены на муки. Здесь "нищие духом" обладают всей полнотой
духовного богатства в лице "царствия небесного" и неразумным младенцам
открыто то, что утаено от мудрых и разумных. Здесь нет принципиального
различия между убийцей и человеком, который гневается на своего ближнего,
нет различия между развратным "прелюбодеем" и тем, кто хоть раз взглянул на
женщину с вожделением. Здесь чужой может оказаться ближним, а самый близкий
- чужим. Здесь надо "радоваться и веселиться", когда на нас клевещут и
поносят нас злыми словами. - Но нам пришлось бы привести едва ли не все
содержание евангельских притч и поучений и апостольских посланий, чтобы со
сколько-нибудь исчерпывающей полнотой дать представление о всех содержащихся
в них указаниях на парадоксальность истинной жизни как бытия-с-Богом.
Все это не есть просто благочестивые наставления, не есть даже только
указание на возвышенный, но, а сущности, недостижимый для человеческих сил
"идеал". Такая обычная оценка свидетельствует лишь о том, что смысл этих
идей внутренне остается для нас скрытым, не дошел до того органа восприятия
и познания, каким мы должны его уловить. Это есть, напротив, чисто
объективное, в своем специфическом роде совершенно "трезвое", т.е. точное,
отчетливое, адекватное описание некого онтологического состава - именно
неотменимого, подлинно сущего своеобразного строения того глубинного,
последнего слоя человеческого бытия, в котором оно есть бытие меня-с-Богом.
Эти парадоксы суть "аксиомы" некой точной, не допускающей никакого произвола
"науки" о духовном бытии как бытии с Богом.
Дать систематическое объяснение этой парадоксальности бытия с Богом
значило бы представить теорию общей природы и структуры религиозной жизни,
саму систему науки о духовном бытии как бытии-с-Богом, - что выходит далеко
за пределы нашей темы. Мы должны здесь ограничиться этим простым
констатированием парадоксальности жизни "я-с-Богом". К нему мы присоединяем
лишь указание на два основоположных момента этой парадоксальности и краткое
уяснение самого ее существа или ее места в общем бытии.
Какой бы из приведенных выше или каких-либо иных примеров
парадоксальности моей жизни с Богом мы ни стали рассматривать - всюду мы
легко можем усмотреть две основные черты, в ней содержащиеся и определяющие
ее природу. С одной стороны, моя жизнь с Богом есть некая внутренняя,
глубинная, сокровенная жизнь, недоступная наблюдению или восприятию извне.
Так как она выражается во вне по меньшей мере несовершенно, искаженно,
неполно и так как по самому ее существу она стыдливо таится, прячется от
чужого взора, сознает свою несказанность и хочет пребывать в ней, то она,
собственно, открыта только самой себе, т.е. обоим ее участникам - самому
Богу и мне (поскольку я духовно дорос до ее сознательного восприятия и
понимания). Мое бытие с Богом так же потаенно, сокровенно, недоступно взору
наблюдателя, направленного на предметное бытие, на "факты", допускающие
"объективное констатирование", как и сам Бог. Оно так же мало может быть в
подлинном своем существе "обличено" и "доказано", как и сама реальность
Бога. Оно по своему существу есть лишь внутренняя жизнь, внутреннее
состояние или строй души, а не какое-либо объективно определимое
"поведение", "порядок жизни", совокупность поступков. Вот почему всякое
человеческое суждение о ней - если это не есть суждение мое обо мне, т.е.,
если оно выражается не в форме "есмь", а в форме "есть", - не только по
своему содержанию остается произвольным - чистой догадкой, а не объективным
знанием, - но и по самой своей форме - форме суждения об объективном составе
- неадекватно той реальности, которую оно пытается уловить. Мое
бытие-с-Богом может только извнутри открываться, озарять само себя своим
собственным внутренним светом; поскольку же мы пытаемся осветить его извне,
бросить на него луч света как бы из фонаря внешнего "объективного"
наблюдения, его подлинное существо ускользает от нас.