Что же
касается момента иррациональности как стихии чистой "непосредственности", то
мы видели, что она как таковая противоположна нашей "самости" - т.е.
моменту, который по преимуществу конституирует своеобразие непосредственного
самобытия; мы видели также, что непосредственное самобытнее - моя жизнь, как
она извнутри есть для меня (или для себя самой), - по самому своему существу
противится тому, чтобы раствориться в безусловном бытии - во всеединстве,
поскольку последнее именно совпадает со всеобъемлющим и всерастворяющим
безусловным бытием - и ревниво оберегает свое собственное бытие, именно в
качестве самобытия. Восточное, индусское решение: заменить мою "самость"
безразличной всеобщностью (в "tat twam asi", в сознании "это есть ты", т.е.
"ты еси во всем"), за счет "самости" раствориться во всеединстве, в том, что
есть "все и ничто", и в нем обрести последний покой и спасение, - это
решение все же не открывает нам того всеединства, которого мы ищем, к
которому мы подлинно стремимся. Ибо в этом истинном всеединстве должно было
бы быть сохранено именно все - и в том числе, следовательно, и в первую
очередь, и наше собственное самобытие, во всей его полноте и метафизической
глубине.
Можно ли найти в том, что нам непосредственно открывается в опыте,
указание, намек на реальность такого подлинно удовлетворяющего нас
внутреннего единства между "внутренним" и "внешним" миром, - такого
единства, в котором была бы сохранена вся интимность, вся невыразимая, но
неотчуждаемо первичная ценность для нас нашего собственного внутреннего
самобытия?
Такое указание мы имеем, прежде всего, в лице явления красоты.
2. Красота
Мы не можем - и нам нет надобности - развить здесь общую теорию красоты.
Мы должны здесь наметить - да и то лишь в самой сжатой форме - те стороны
аспекта бытия, именуемые нами "красотой" или "прекрасным", которые стоят в
непосредственной связи с общим ходом наших размышлений.
Не пытаясь определить, что такое есть вообще "красота" или "прекрасное",
отметим прежде всего два момента, присутствующие в том, что сознается как
"прекрасное", что воспринимается "эстетически". Первый из этих моментов
необходимо присутствует во всем вообще, что мы воспринимаем эстетически и
испытываем как прекрасное; это есть момент, конституирующий эстетическое
восприятие как таковое. Второй есть по крайней мере необходимый элемент
прекрасного, как оно дано в художественном произведении, - прекрасного как
предмета искусства.
Все "прекрасное", все эстетически воспринимаемое есть прежде всего некое
сплошное, слитное, проникнутое внутренним единством целое. Оно может - и
даже должно - иметь многообразный состав, но члены или части этого
многообразия - напр., отдельные черты прекрасного лица или горы, дома,
зелень, свет, воздух прекрасного ландшафта и т.п. - имеют силу и
значительность не сами по себе, а именно лишь как интегральные, неразрывно
слитые моменты целого, которое есть некое сплошное, внутренне слитное
единство. Прекрасное есть всегда "образ", "картина", неанализированное целое
- предмет чистого чувственного созерцания, а не анализирующей, раздробляющей
мысли. (Яснее всего это выступает в зрительно данном прекрасном - в виде
природы, картине, скульптуре, прекрасном лице и т.п., но то же применимо и к
прекрасному в музыке и поэзии.) Сводя это к понятиям, уясненным нами в
первой части нашего размышления, мы можем сказать, что в этом смысле
прекрасное есть - металогическое единство, поскольку оно дано наглядно и
усматривается созерцательно в чувственно данном его составе или через него.
И, быть может, всегда и всюду, где нам удается отрешиться от привычной
установки предметного истолкования реальности, от непроизвольного видения в
образах показателей предметной действительности, распадающейся для нас тогда
на отдельные вещи и качества, выразимые в понятиях, и сосредоточиться на
простом созерцании реальности в ее непосредственной конкретности, - везде и
всегда, когда нам удается, наподобие детей, без размышления жадно
воспринимающих образы бытия, иметь чистый опыт реальности вне всякого
умственного ее анализа, - мы воспринимаем реальность как прекрасное. И
подлинный художник обладает даром показать нам реальность именно в этой ее
наглядной непосредственности - и именно тем дать нам ощутить новизну,
значительность - красоту - даже самого будничного, прозаического, привычного
и знакомого.
К этому присоединяется второй момент. Характер сплошного целостного,
неразложимого, всепронизывающего единства "прекрасного" (сближающий
прекрасное с органическим единством) усиливается и становится особенно
явственным, когда он выражается во внутренней согласованности и
соразмерности отдельных составных частей единства, когда единство
испытывается как некая гармония.