Для
непосредственного самобытия не менее существенно и необходимо, чем
трансцендирование во-вне - в отношение "я-ты" и в бытие "мы", -
трансцендирование в направлении "во-внутрь" или вглубь, в силу которого оно
достигает области "духа" или "духовного бытия" и пускает в нем корни.
Прежде чем заняться уяснением возможности этого последнего
трансцендирования и подлинного существа того, что им достигается, поставим
сначала вопрос: почему непосредственное самобытие или, пользуясь обычным
словом, "душа", собственно, не может удовлетвориться трансцендированием к
"ты", осуществлением себя в общении? Мы видели ведь, что по крайней мере в
положительном, основанном на "симпатии" отношении "я-ты" и в особенности в
потенцированном трансцендировании в подлинной "любви" "я" имеет
успокоительный и отрадный опыт нахождения своей родины, самой стихии своего
бытия в "другом", т.е. находит вне себя почву для себя. Почему же это ему
недостаточно для осуществления его стремления к преодолению его
субъективности?
Первый и ближайший ответ на это заключается в том, что, как мы видели, не
существует конкретного отношения "я-ты", которое наряду с моментом
"родного", нахождения себя в "другом", не содержало бы в себе и
противоположного момента "чуждого", "жуткого", инородного и враждебного в
"ты". Капля горького разочарования содержится в самом интимном и
осчастливливающем отношении "я-ты"; даже самое глубокое "двоечество", если в
нем и преодолевается тягостное одиночество непосредственного самобытия - как
оно, собственно, в известной мере преодолевается во всяком, даже самом
беглом и поверхностном общении, - оставляет все-таки непреодоленным
некоторый осадок несказанного, невыразимого, лишь себе самому молчаливо
открывающегося одиночества. Одиночество моего непосредственного самобытия,
поскольку оно есть не что иное, как выражение его неповторимого своеобразия,
его абсолютной единственности, принадлежит ведь, как мы уже видели, к самому
его существу. В этом смысле и самая интимная любовь даже не имеет права
пытаться проникнуть в это одиночество, вторгнуться в него и его преодолеть
через его уничтожение, ибо это значило бы разрушить самое внутреннее бытие
любимого; она должна, напротив, быть - как где-то тонко замечает Р.М.Рильке
- нежным бережением одиночества любимого человека. И все же это, так ревниво
замыкающееся и извне не преодолимое одиночество должно быть как-то
преодолено, чтобы непосредственное самобытие не растратило и не исчерпало
себя в пустой, призрачной субъективности.
Но если вдуматься глубже, легко увидеть, что неудовлетворительность
чистого трансцендирования вовне имеет еще другое, более глубокое и общее
основание. Никакая субъективность вообще - а значит, и никакая
субъективность "другого", "ты", которая как бы извне выступает мне навстречу
в облике объективной реальности, - не может как таковая избавить, спасти
меня от моей собственной субъективности. Поэтому, поскольку речь идет об
отношении "я-ты" в его чистом существе, отличном от всех иных родов бытия,
т.е. о встрече, сопринадлежности, связи меня с другой субъективностью, -
оно, правда, расширяет круг субъективности, но не выводит меня за ее
пределы. Бытие вместе с "ты" как с другой субъективностью - даже если
отвлечься от неизбежных трений, сопровождающих такую связь или совместность
двоих, - выводит меня в известном смысле за пределы моего субъективного
бытия, дарует мне опыт, что форма бытия "я есмь" не замкнута, а имеет по
существу необходимый коррелят в "ты еси" - в субъективности, данной и не как
бы в облике объективной внешней реальности, - но не осуществляет необходимой
мне укорененности моей субъективности в некой объективности - в реальности,
которая в силу своей актуальности имеет собственную имманентную значимость и
может быть для меня незыблемо-прочной почвой. Так, событие с "другими" в
форме, напр., "приятельского" или "товарищеского" общения есть по существу
безнадежная попытка избегнуть неудовлетворительности, лежащей в основе моей
ограниченности, просто через забвение ее, через временную потерю самого себя
в лишь мнимом дополнении и укреплении себя динамически-жизненными
излучениями чужих субъективностей. Правда, в противоположность этому то
эминентное отношение "я-ты", которое мы имеем в лице любви, - подлинное
трансцендирование к реальности "другого" - означает, как мы видели, чудо
подлинного выхождения за пределы моей субъективности. Но к ее существу
принадлежит именно то, что в нем "ты" воспринимается уже не как чистая, лишь
"другая", однородная мне субъективность, а как подлинная реальность, имеющая
имманентную собственную ценность и значимость, т.