Этим объясняется одна
сторона, "парадоксальности" моего бытия с Богом: ни по содержанию, ни по
форме оно не таково, каким она нам кажется по внешне наблюдаемым признакам.
В этом состоит онтологически-гносеологическое основание заповеди не судить
своего ближнего, а судить только самого себя.
С этим тесно связано и другое. Выше (гл. II, 2b) мы уже видели, что даже
в составе предметного бытия все сущее по своей конкретной природе
индивидуально, неповторимо-единственно, существует в единственном числе. Тем
более то же применимо ко "мне" и как к чистой "самости" - той абсолютно
единственной для меня точке, которая, будучи средоточием моего
непосредственного самобытия, есть место, через которое проходит моя связь с
бытием и во мне возгорается луч для-себя-бытия, - и как к личности (гл. V и
VII, 4). Но в максимальной мере эта единственность меня самого выявляется в
моем бытии с Тем, кто по самому существу своему есть Единственный и вместе с
тем для каждого есть Особый, Иной, "только Мой", - несказанный для других в
том образе, каким и в каком Он открывается мне. Мое бытие-с-Богом есть -
повторим еще раз меткое слово Плотина - "бегство одинокого (единственного) к
единственному" - (((? ((? (?((( ((?( (?( (?(((. Вот почему оно не
укладывается ни в какие общие правила и общие закономерности. В сущности,
каждое человеческое существо имеет свое особое бытие-с-Богом, своего
особого, непередаваемого для других Бога - свою особую "религию", - несмотря
на всю общность религиозного опыта, вытекающую и из общности природы
человека, и из абсолютно-всеединой и всеобъемлющей "природы" Бога. В самом
адекватном выражении религиозного сознания - в христианском вероучении - эта
сторона дела обнаруживается в том, что "закон" преодолевается и восполняется
в нем "благодатью", которая по существу всегда индивидуальна. "Закон" в
смысле общей нормы, общего правила поведения нормирует именно внешнее
поведение, внешнюю жизнь людей - все равно, есть ли это норма права (даже
"естественного") или норма морали. "Норма", "правило", "принцип" жизни
соответствует в области должного закономерной связи, закону природы или
математически-логической связи, "эмпирической" или "идеальной" необходимости
в области предметно-сущего. Как "закон природы" и "логически-необходимая
связь", норма есть выражение рационального начала бытия, - начала, в силу
которого единичное отождествляется многому другому, имеющему с ним "общее",
т.е. фиксируемое в своей качественной определенности, "содержание".
Признание таких норм во внешней стороне жизни людей так же необходимо, как
обосновано познание общей закономерности предметного бытия. Но жизнь и бытие
имеют еще и другую сторону - реальность, как она сама себе открывается
извнутри. В ней всеединство, объемлющее и пронизывающее все конкретно сущее,
не имеет характера отвлеченно-общих признаков и потому невыразимо в
понятиях, а тем самым - в законе или норме. Конкретная общность, в качестве
внутреннего сродства и единства всего сущего, оставляет все
единично-конкретное строго индивидуальным, неповторимо-единственным, или
даже - точнее говоря, как мы уже видели это выше (гл. VII, 4), - впервые
адекватно выражается только в конкретно-индивидуальном,
неповторимо-единственном. Такова именно моя реальность в качестве моего
бытия-с-Богом. Здесь действует только одно правило, именно состоящее в
отрицании адекватности всех общих правил: здесь действует только принцип: si
duo faciunt idem, non est idemcxxxv. В этом состоит другой из определяющих
моментов парадоксальности жизни как бытия-с-Богом, именно ее
иррациональность. Будучи самым глубоким и глубинным слоем реальности, эта
жизнь в максимальной мере окрашена и определена той иррациональностью,
которая лежит в основе всякого бытия (ср. гл. II, 2). Здесь все полно тех
моментов иррациональности, которые мы отметили в указанном месте, -
иррациональности самого субстрата бытия, его трансдефинитности и
трансфинитности, его качества как неустанного "становления", динамичности,
потенциальности и свободы. Здесь бытие не есть определенное, готовое,
завершенное бытие, а есть живое делание - жизнь в самом глубоком и интимном
смысле этого слова. Бог есть жизнь - и потому мое бытие с Богом есть по
самому своему существу жизни - живое, неопределимое и сущностно не
"определенное", творимое и творящее, вечно подвижное, пластическое,
"драматическое" - несмотря на всю свою внутреннюю успокоенность - бытие.