В этом смысле, нет лучшего и более простого опровержения мнения,
отождествляющего реальность с предметной действительностью - с той картиной
бытия, которая открывается нам путем интеллектуально-логического
истолкования реальности и сведения к его сухой системе выразимых в понятиях
определенностей, - как простая ссылка на тот образ и характер реальности,
какой нам дан в эстетическом опыте. Здесь нет надобности развивать это
подробнее. Мы можем сослаться здесь на то, что было уже развито нами в
анализе понятия "реальности" во всей ее глубине и полноте - в ее отличии не
только от предметного бытия, но и от безусловного бытия (гл. III, 4). Все
примеры, которыми мы иллюстрировали там это понятие реальности как единства,
объемлющего внутреннюю жизнь познающего с содержанием познаваемого, как
всеобъемлющую полноту конкретности, были заимствованы, собственно, из
эстетической сферы или из области опыта, соприкасающегося с опытом
эстетическим. Реальность в ее непосредственной конкретной полноте, глубине и
жизненности - и реальность, о которой нам дает знать эстетический опыт, в
известном смысле (детали этого отношения мы должны оставить здесь в стороне)
совпадают между собой.
Это непосредственно приводит нас к тому соотношению, в связи с
проблематикой которого мы должны были затронуть явление "красоты". Красота
есть непосредственное и наглядно наиболее убедительное свидетельство некого
таинственного сродства между "внутренним" и "внешним" миром - между нашим
внутренним и непосредственным самобытием и первоосновой внешнего,
предметного мира. Это единство нам непосредственно раскрывается - или,
вернее, мы имеем некое внешнее обнаружение этого искомого глубинного
единства - во всяком эстетическом опыте; эстетический опыт убеждает нас, что
такое единство есть, должно и может быть найдено - вопреки
неустранимо-очевидному фактическому разладу и раздору между этими двумя
мирами.
Вернемся еще раз к тому основоположному факту, что красота (в природе и в
искусстве) необходимо выразительна, что она выражает что-то (и мы знаем
теперь, что именно: саму реальность в ее непостижимости, в каком-либо
конкретном ее аспекте). "Выразительность" красоты означает, другими словами
(ср. гл. VI, 1), что в ней нечто "внутреннее" ("выражаемое") в реальности
открывается во "внешнем" (в "выражающем"), - означает то самое первичное, ни
к чему иному не сводимое соотношение между "внутренним" и "внешним"
("наружным") слоем реальности, которое мы нашли в откровении "ты". Все
"прекрасное", все открывающееся в эстетическом опыте испытывается как нечто
сродное в этом смысле живому, одушевленному существу - как нечто сродное
нашему собственному внутреннему самобытию. Оно есть нечто "душеподобное", -
нечто, имеющее какое-то "внутренее содержание", "внутреннюю реальность",
которая выражает или открывает себя во внешнем облике наподобие того, как
наша "душа" - или обращенное к нам "ты" - "выражает" себя в мимике, взгляде,
улыбке, слове. Прекрасное (в природе и в искусстве) "говорит" нам что-то,
"дает нам знать", подает знак о некой тайной, скрытой, живой глубине
реальности; и мы в каком-то смысле,"общаемся" с прекрасным - с красотой
ландшафта или прекрасного лица, с картиной, статуей, собором, музыкальным
произведением, - как мы общаемся с другом, с близким; мы усматриваем во
внешней реальности что-то сродное нашей интимной глубине, нашему потаенному
самобытию; и в момент эстетического наслаждения мы перестаем чувствовать
себя одинокими, а, напротив, находим в окружающей нас внешней реальности
некую исконную "родину" для нашей "души", этой одинокой скиталицы в
предметном мире.
Конечно, у позитивистически настроенного - т.е. ориентированного на
признание одной лишь предметной действительности - читателя уже давно готово
привычное, трафаретное возражение на этот ход мыслей. В эстетическом
переживании - говорят нам - мы предаемся некой иллюзии; мы непроизвольно
"переносим" наши собственные чувства, настроения, эмоции на объект - на
природу или художественное произведение, - "вкладываем" их в объект,
"одушевляем" его. Поэтому как искусство и художественное творчество, так и
восприятие красоты есть нечто подобное игре ребенка - забава перенесения
себя в воображаемый, выдуманный мир. Для этого возражения от чисто
обывательского здравого смысла услужливая философская мысль (в особенности
немецкая на рубеже 19 - 20 веков) изготовила соответствующую теорию так наз.
"Einfьhlung" - "вчувствования", или "одушевления". Нам нет надобности
входить в подробное обсуждение этого трафаретного возражения "здравого
смысла" и соответствующей ему эстетической теории (в многообразии ее
вариантов, не затрагивающем, однако, iauaai существа установки).