Это есть область внутренней
душевной жизни - не так, как она предстоит извне холодному наблюдению и
истолкованию, а как онаlxxiii непосредственно извнутри открывается в самом
ее переживании. Тогда весь совокупный бесконечный мир представляется чем-то
имеющим смысл и значение лишь в связи с этим потаенным внутренним миром,
который есть единственное истинное средоточие бытия вообще, единственно
подлинное бытие-в-себе. Предметный мир есть тогда то, из чего наша
внутренняя жизнь почерпает свой материал, к чему она должна приспособляться
или что ей надлежит преодолевать как препятствие. Человек живет, таким
образом, как бы попеременно в двух мирах - в общем для всех, открыто видимом
всеми, как бы в "публичном" предметном мире, в составе которого его
собственное бытие есть лишь малая, несущественная, подчиненная частная
реальность, - и в "интимном", извне невидимом "внутреннем" мире его
мечтаний, радостей, страданий и желаний - в мире всего того, что образует
истинное существо человеческой жизни, ее истинное средоточие, и по сравнению
с чем всеми видимый и признаваемый, как бы предназначенный "для всеобщего
употребления" предметный мир имеет лишь производную, утилитарную, чисто
относительную ценность. Поэты и беллетристы описывают нам эту интимную,
внутреннюю жизнь различных людей именно в том ее существе, в котором она
непосредственно, как бы до и вне всякого ее истолкования, открывается в
самом переживании. Но замечательно, что является все же скорее исключением,
чтобы человек отдавал себе в полной мере отчет в этом своеобразном
внутреннем бытии, т.е. ясно сознавал его именно как подлинную
непосредственную реальность. Ибо по сравнению с предметным бытием, которое
как бы целиком захватывает наше сознание и представляется нам как бы
единственным образцом подлинного, обоснованного, прочного, неустранимо
"объективного" бытия вообще, внутренний мир кажется нам сферой
"субъективного" - сферой всего ненастоящего, как бы мнимого, чем-то вроде
мира сновидений и иллюзий - словом, противоположностью истинного бытия или
"объективности". Что в этой установке есть своя доля истины - только
превратно истолкованной или обоснованной - это мы увидим в позднейшей связи.
Здесь же мы должны подчеркнуть предварительно только одно: необходимо особое
духовное напряжение, особое внимание, чтобы в этом, как бы подобном
сновидению, ускользающем и туманно-расплывчатом бытии увидеть все же то, что
оно, во всяком случае, есть на самом деле, именно некое бытие, некую
непосредственную открывающуюся и потому недоступную отрицанию и сомнению
реальность. Как говорил тонкий немецкий мыслитель Лотце, "душа" есть именно
то, "за что она себя выдает"lxxiv.
Поскольку философская рефлексия отдает себе отчет в этой двойственности
между извне, через посредство предметного познания и мышления предстоящим
нам предметным миром и миром, непосредственно извнутри открывающимся самому
себе, она ближайшим образом склонна - по крайней мере со времени Декарта -
истолковывать это внутреннее бытие тоже как бытие "субъективное", точнее
"субъектное" - как бытие самого познающего, субъекта познания - как бытие
того, кто (или "что") направляется на предметный мир и есть носитель или
отправная точка познавания. Тогда это внутреннее бытие как бы сжимается в
точку - в "чистый", бессодержательный "субъект познания". Ибо все, что
образует многообразное живое содержание этого внутреннего мира,
представляется тоже как нечто, что "дано" внутреннему взору; а это "дано"
обыкновенно истолковывается как "предметно дано". Поскольку содержание бытия
отождествляется с содержанием предметного бытия, за пределами последнего
остается только чистый, "субъект познания", за пределами познаваемых
содержаний - только само познавание, - познавательный взор, направленный на
сущие содержания, - бессодержательная точка бытия, существо которой
исчерпывается именно тем, что она есть отправная точка познавания или
неведомый "кто-то", соотносительный акту и содержанию познания. Старое
декартовское воззрение, согласно которому непосредственно и первично
достоверное бытие заключается только в познающем или "мыслящем" сознании, в
cogito и это cogito исчерпывает собою все sum, - в принципе и по существу,
как нам думается, еще доселе не преодолено с полной ясностью в философской
литературе. Однако по существу это есть глубокое заблуждение - и притом
заблуждение гибельное, которое натворило безмерно много вреда не только в
теоретическом самосознаний философии, но и вообще - в форме
"интеллектуализма" - в духовной жизни европейского человечества.