е. моей "души", реальности?
Принадлежит ли "дух" ко мне, или он только принадлежит мне наподобие всего
другого, чему я могу быть только причастен? Или, быть может, мы должны
сказать, что то и другое имеет силу одновременно, что я имею, с одной
стороны, начало "духа" как элемент моей душевной жизни и, с другой стороны,
через него соприкасаюсь с духовными реальностями, выходящими за пределы
моего "я"? Это последнее допущение имеет многое за себя. Я имею опыт
духовной реальности прежде всего и ближайшим образом в форме "моей духовной
жизни" как наиболее глубокого и существенного элемента моего
непосредственного самобытия; но в этом же опыте содержится и сознание моей
прикосновенности к превышающим меня духовным реальностям (напр., моего
"служения" "истине", "добру", "красоте", "Богу" - моего следования призыву
высших сил). Философская мысль идет навстречу этому опыту, устанавливая
различие между "субъективным" и "объективным" духом. Однако и это допущение
не помогает нам существенно, поскольку та же самая трудность необходимо
снова возникает перед нами при определении подлинного различия между этими
двумя родами жизни и действия "духа" и подлинного отношения между ними. Эта
неопределенность происходит отнюдь не от слабости всего доселешнего
философского мышления, и мы отнюдь не имеем честолюбия оказаться в этом
отношении более проницательными, чем вся философская мысль человечества до
нас. Эта неопределенность лежит, напротив, в самом существе дела, и лишь это
одно мы должны здесь показать, пользуясь нашими общими методологическими
достижениями.
Прежде всего, действительно не существует однозначной, точно
установленной границы между "душой" и "духом"; переход от одного к другому
здесь, напротив, непрерывен. Если мы вернемся еще раз к образу "духа" как
"почвы", в которой укоренена "душа", то мы должны усмотреть, что эта
аналогия в известном смысле "хромает". Для того чтобы этот образ - который
сам по себе все-таки приблизительно верно выражает что-то существенное в
различии между душой и духом и в их взаимоотношении - сохранял силу, нужно
было бы прибавить, что то и другое - "корни" и "почва" - на своей взаимной
границе или даже в своих пограничных областях как-то переливаются друг в
друга; т.е. что самый глубокий конец корня в каком-то смысле имеет уже
характер и свойства "почвы", не переставая быть "корнем", и что "почва" не
только питает своими соками "корни", но как-то и сама в них внедряется.
Наиболее глубокий, открывающийся нашему самосознанию слой "душевного бытия",
т.е. непосредственного самобытия, уже сам "духовен"; и тем самым ближайший
нам слой "духа" или дух в его непосредственном действии на "душевное" бытие
уже в известном смысле "душеподобен", т.е. переживается как момент или
инстанция самого непосредственного самобытия. Придерживаясь определения
"духа" как инстанции, придающей душевному бытию в его субъективности и
потенциальности полновесную, актуальную реальность, мы должны сказать, что
"душа" в направлении "вовнутрь", "вглубь" постепенно становится все более
реальной, обладает большей степенью самодовлеющей, "объективной" реальности
и что, с другой стороны, "дух" в этом своем воздействии на "душу" как бы сам
облекается в пограничной своей части в "потенциальность", именно выступает
как "субъективная жизнь". Мы не должны, вообще говоря, забывать, что понятие
"точной границы", непосредственно заимствованное из области пространственных
отношений и вполне подходящее также к области чисто логических отношений
(отношений между понятиями как определенностями), не приложимо без
надлежащих оговорок ни к чему конкретно-реальному и живому - и, тем самым, к
реальностям "души" и "духа".
Но это и значит, что именно этим нам открывается трансрациональность
отношения между "душой" и "духом". Это отношение - не в меньшей мере, чем
отношение "я-ты", - подчинено основоположному, образующему само существо
конкретной реальности принципу антиномистического монодуализма - единству
раздельности и взаимопроникновения. Мы стоим и здесь перед двоицей, которая
вместе с тем есть исконно-нераздельное единство, - или перед единством,
которое обнаруживает себя как конкретное, подлинно внутреннее
всепронизывающее единство именно в неразрывной сопринадлежности, в
неудержимом переливании друг в друга тех двоих, на что оно разделяется.
Но в этом, в сущности, уже содержится единственный возможный и адекватный
ответ на вопрос о "трансцендентности" или "имманентности" духа в отношении
души. Согласно принципу антиномистического монодуализма, ответ этот может
быть только трансрациональным. Дух и трансцендентен, и имманентен душе, и
притом не в смысле простой суммированной совместности этих двух отношений, а
в смысле их внутреннего сущностного единства, в силу которого мы можем такие
сказать, что оба эти определения, в сущности, не выражают адекватно существа
отношения, т.