Настоящая интерпретация языка была призвана только показать
онтологическое "место" для этого феномена внутри бытийного устройства
присутствия и прежде всего подготовить нижеследующий анализ, который по
путеводной нити фундаментального бытийного способа речи во взаимосвязи с
другими феноменами пытается исходнее ввести в обзор повседневность
присутствия.
Б. Повседневное бытие вот и падение
присутствия
В возвращении к экзистенциальным структурам разомкнутости всякого
бытия-в-мире интерпретация известным образом потеряла из виду
повседневность присутствия. Наш анализ должен опять
пробиться назад к этому тематически вынесенному феноменальному горизонту.
Возникает теперь вопрос: каковы экзистенциальные черты разомкнутости
бытия-в-мире, насколько оно как повседневное держится способа бытия людей?
Свойственно ли человеку специфическое расположение, особое понимание, речь и
толкование? Ответ на эти вопросы становится тем более настоятельным, если мы
вспоминаем, что присутствие ближайшим образом и большей частью растворено в
людях и им подвластно. Не брошено ли присутствие как брошенное бытие-в-мире
ближайшим образом как раз в публичность людей? И что другое означает эта
публичность, как не специфическую разомкнутость людей?
Если понимание надо первично понимать как умение присутствия быть, то
из анализа принадлежащих людям понимания и толкования можно будет извлечь,
какие возможности своего бытия разомкнуло и усвоило себе присутствие как
человек. Сами эти возможности однако обнаружат тогда одну сущностную
бытийную тенденцию повседневности. И последняя должна наконец, после
достаточной онтологической экспликации, обнажить исходный способ бытия
присутствия, причем так, что из него означенный феномен брошенности станет
видим в своей экзистенциальной конкретности.
Ближайшим образом необходимо показать на определенных феноменах
разомкнутость людей, т.е. повседневный способ бытия речи, смотрения и
толкования. Касательно этих феноменов может быть не излишним замечание, что
интерпретация имеет чисто онтологическое назначение и очень далека от
морализирующей критики обыденного присутствия и от "культурфилософских"
устремлений.
35. Толки
Выражение "толки" не будет применяться здесь в уничижительном значении.
Оно означает терминологически позитивный феномен, конституирующий бытийный
способ понимания и толкования повседневного присутствия. Речь большей частью
проговаривается и себя всегда уже проговорила. Она есть язык. В
проговоренном однако всегда уже лежат тогда понимание и толкование. Язык как
проговоренность таит в себе истолкованность понятности присутствия. Эта
истолкованность подобно языку вовсе не только лишь налична, но ее бытие само
присутствиеразмерно. Ей присутствие ближайшим образом и в известных границах
постоянно вверено, она диктует и сообщает возможности
среднего понимания и соответствующего расположения. Проговоренность
сохраняет в едином целом своих членораздельных значимых взаимосвязей
какое-то понимание разомкнутого мира и равноисходно с ним понимание
соприсутствия других и всякий раз своего бытия-в. Уже заложенная так в
проговоренности понятность касается как всякий раз достигнутой и
традиционной открытости сущего, так и всегдашней понятности бытия и
имеющихся возможностей и горизонтов для нововводимого толкования и
концептуального членения. Сверх голого указания на факт этой истолкованности
присутствия теперь надо однако спросить об экзистенциальном способе бытия
проговоренной и проговариваемой речи. Если ее нельзя понимать как наличие,
то каково ее бытие и что оно в принципе говорит о повседневном способе бытия
присутствия?
Проговариваемая речь есть сообщение. Его бытийная тенденция нацелена на
то, чтобы подвести слышащего к участию в разомкнутом бытии к тому, о чем
речь.
В меру средней понятности, уже лежащей в проговариваемом при
самовыговаривании языке, сообщаемая речь может быть широко понята без того
чтобы слушающий ввел себя в исходно понимающее бытие к о-чем речи. Люди не
столько понимают сущее, о котором речь, сколько слышат уже лишь
проговариваемое как такое. Последнее и понимается, о-чем лишь
приблизительно, невзначай: люди подразумевают то же самое, потому что все
вместе понимают сказанное в той же самой усредненности.