"Природные" часы, всегда уже открытые с фактичной брошенностью
основанного во времени присутствия, впервые мотивируют и
вместе делают возможным изготовление и употребление еще более удобных часов,
а именно так, что эти "искусственные" должны "ставиться" по тем
"естественным", если должны со своей стороны сделать доступным время,
первично открытое в природных часах.
Прежде чем обозначить главные черты формирования счета времени и
употребления часов в их экзистенциально-онтологическом смысле, надо сперва
полнее характеризовать время, озаботившее в измерении времени. Если
измерение времени лишь "собственно" публикует озаботившее время, то, следуя
тому как в таком "считающем" датировании кажет себя датированное, публичное
время должно быть феноменально неприкрыто доступно.
Датировка толкующего себя в озаботившемся ожидании "потом" заключает в
себе: потом, когда рассветет, время для работ дня. Истолкованное в
озабочении время всегда уже понято как время для... Всякое "теперь, когда то
и то" как таковое всегда благоприятно и неблагоприятно. "Теперь" - и так
каждый модус истолкованного времени - есть не просто "теперь, когда...", но,
по сути датируемое, оно по сути же определено структурой благоприятности
соотв. неблагоприятности. Истолкованное время имеет с порога черту "время
для..." соотв. "не время для...". Ожидательно-удерживающая актуализация
озабочения понимает время в привязке к для-чего, со своей стороны в итоге
сцепленного с ради-чего способности присутствия быть. Опубликованное время
обнажает с этим для-того-чтобы-отношением ту структуру, какую мы ранее
(1, 2) узнали в значимости.
Она конституирует мирность мира. Опубликованное время как время-для... имеет
по сути характер мира. Потому мы называем публикуемое во временении
временности время мировым временем. И это не
поскольку скажем оно налично как внутримирное сущее, каким оно никогда не
может быть, но поскольку оно принадлежит к миру в
экзистенциально-онтологически проинтерпретированном смысле. Как сущностные
отношения мироструктуры, напр. "с-тем-чтобы ", связаны на основе
экстатично-горизонтного устройства временности с публичным временем, напр. с
"тогда-когда", должно показать себя в нижеследующем. Во всяком случае только
теперь озаботившее время дает структурно полно себя характеризовать: оно
датируемо, отрезочно, публично и принадлежит, так структурированное, к
самому миру. Всякое естественно-обыденно выговоренное
"теперь" например имеет эту структуру и как таковое, хотя нетематически и
доконцептуально, понято в озаботившемся давании-себе-времени присутствия.
В принадлежащей к брошенно-падающе экзистирующему присутствию
разомкнутости естественных часов заложена вместе с тем отличительная,
фактичным присутствием всегда уже выполненная публикация озаботившего
времени, которая еще возрастает и упрочивается в совершенствовании счета
времени и утончении применения часов. Историческое развитие счета времени и
применения часов в его возможных видоизменениях не подлежит здесь
историографическому описанию. Вместо этого поставим
экзистенциально-онтологический вопрос: какой модус временения временности
присутствия обнаруживается в этой направленности формирования счета времени
и применения часов? С ответом на этот вопрос должно возникнуть более
исходное понимание того, что измерение времени, т.е. вместе с тем
эксплицитная публикация озаботившего времени, основаны во временности
присутствия, а именно в некоем вполне определенном ее временении.
Если "первобытное" присутствие, положенное нами в основу анализа
"естественного" счета времени, мы сравним с "развитым", то обнаружится, что
для последнего день и наличие солнечного света уже не обладают
преимущественной функцией, ибо это присутствие имеет то "преимущество", что
способно и ночь сделать днем. Равным образом оно уже не нуждается для
установления времени в специальном, непосредственном взгляде на солнце и его
положение. Изготовление и применение своих измерительных средств позволяет
прямо считывать время с особо для того изготовленных часов. Всякое
сколько-часов есть "сколько-времени". Хотя это может (Оставаться скрытым от
ситуативного считывания времени, применение часов тоже основано, поскольку
часы в смысле возможности публичного счета времени должны регулироваться по
"природным" часам, во временности присутствия, которая с разомкнутостью вот
впервые делает возможным датирование озаботившего времени.