51. Бытие к смерти и
повседневность присутствия
Выявление повседневного среднего бытия к смерти ориентируется на ранее
полученные структуры повседневности. В бытии к смерти присутствие отнесено к
себе самому как отличительной способности быть. Но самость повседневности
это люди, конституирующиеся в публичной
истолкованности, выговариваемой в толках. Они и должны тогда обнаруживать,
каким способом повседневное присутствие толкует себе свое бытие к смерти.
Фундамент толкования формируется всякий раз пониманием, которое всегда
бывает также расположенным, т.е. настроенным. Итак надо спросить: как
расположенным пониманием, заключенном в толках людей, разомкнуто бытие к
смерти? Как люди, понимая, относятся к наиболее своей, безотносительной и
не-обходимой возможности присутствия? Какая расположенность размыкает людям
их врученность смерти, и каким образом?
Публичность обыденного общения "знает" смерть как постоянно
случающееся происшествие, "смертный случай". Тот или этот,
ближний или дальний "умирает". Незнакомые "умирают" ежедневно и ежечасно.
"Смерть" встречает как знакомое внутримирно случающееся событие. Как такое
она остается в характерной для повседневно встречного
незаметности. Люди заручились для этого события уже и
толкованием. Проговариваемая или чаще затаенная "беглая" речь об этом
скажет: в конце концов человек смертен, но сам ты пока еще не задет.
Анализ этого "человек смертей" недвусмысленно обнажает бытийный род
повседневного бытия к смерти. Ее в такой речи понимают как неопределенное
нечто, которое как-то должно случиться где-то, но вблизи для тебя самого еще
не налично и потому не угрожает. Это "человек смертен" распространяет
мнение, что смерть касается как бы человека. Публичное толкование
присутствия говорит: "человек смертен", потому что тогда любой и ты сам
можешь себя уговорить: всякий раз не именно я, ведь этот человек никто.
"Умирание" нивелируется до происшествия, присутствие, правда, задевающего,
но ни к кому собственно не относящегося. Если когда толкам и присуща
двусмысленность, так это в речи о смерти. Умирание, по сути незаместимо мое,
извращается в публично случающееся событие, встречное людям. Означенный
оборот речи говорит о смерти как о постоянно происходящем "случае". Он
выдаст ее за всегда уже "действительное", скрывая ее характер возможности и
вместе с тем принадлежащие ей моменты безотносительности и не-обходимости.
Такой двусмысленностью присутствие приводит себя в состояние потерять себя в
людях со стороны отличительной, принадлежащей к его наиболее своей самости,
способности быть. Люди дают право, и упрочивают искушение, прятать от себя
самое свое бытие к смерти.
Прячущее уклонение от смерти господствует над повседневностью так
упрямо, что в бытии-друг-с-другом "ближние" именно "умирающему" часто еще
втолковывают, что он избежит смерти и тогда сразу снова вернется в
успокоенную повседневность своего устраиваемого озабочением мира. Такая
"заботливость" мнит даже "умирающего" этим "утешить". Она хочет возвратить
его вновь в присутствие, помогая ему еще окончательно спрятать его самую
свою, безотносительную бытийную возможность. Люди озабочиваются в этой
манере постоянным успокоением насчет смерти. Оно опять же
имеет силу по своей сути не только для "умирающего", но равно
и для "утешающего". И даже в случае ухода из жизни публичность еще не
обязательно должна быть этим событием растревожена и обеспокоена в своей
беззаботности, предмете ее озабочения. Ведь видят же нередко в умирании
других публичное неприличие, если не прямо бестактность, от которой
публичность должна быть охранена.
Люди с этим утешением, оттесняющим присутствие от его смерти,
утверждаются опять же в своем праве и престиже через молчаливое упорядочение
способа, каким вообще надо относиться к смерти. Уже "мысли о смерти"
считаются в публичности трусливым страхом, нестойкостью присутствия и
мрачным бегством от мира. Люди не дают хода мужеству перед ужасом смерти.
Господство публичной истолкованности среди людей решило уже и о настроении,
каким должно определяться отношение к смерти. В ужасе перед смертью
присутствие выходит в предстояние самому себе как врученное не-обходимой
возможности. Люди озабочиваются превращением этого ужаса в страх перед
наступающим событием. Ужас, в качестве страха сделанный двусмысленным,
выдается сверх того за слабость, какой не смеет знать уверенное в себе
присутствие. Что по безмолвному приговору людей "пристойно", так это
равнодушное спокойствие перед тем "обстоятельством", что человек смертей.