И не принадлежит ли к экзистирующему присутствию также факт, что оно,
проводя свое время, день за днем ведет счет "времени",
астрономически-календарно этот "счет" упорядочивая? Лишь когда мы в
интерпретацию временности присутствия включим повседневные "события"
присутствия и озаботившие его в этих событиях счеты с "временем", наша
ориентировка станет достаточно объемной, чтобы суметь сделать проблемой
онтологический смысл повседневности как таковой.
Поскольку же однако титулом повседневности подразумевается по сути не что
иное как временность, а последняя делает возможным бытие присутствия,
удовлетворительный концептуальный очерк повседневности удастся лишь в рамках
принципиального прояснения смысла бытия вообще и его возможных
видоизменений.
Пятая глава
Временность и историчность
72.
Экзистенциально-онтологическая экспозиция проблемы истории
Все усилия экзистенциальной аналитики служат одной цели. Найти
возможность ответа на вопрос о смысле бытия вообще. Разработка этого вопроса
требует очертить тот феномен, в котором самом становится доступно нечто
такое как бытие, -- бытийную понятливость. Последняя, однако, принадлежит к
бытийному устройству присутствия. Лишь когда это сущее сначала достаточно
исходно интерпретировано, включенная в его бытийное устройство понятность
бытия сама может быть осмыслена, и на этой основе поставлен вопрос о понятом
в ней бытии и о "предпосылках" этого понимания.
Хотя в деталях многие структуры присутствия еще лежат в темноте, все
же, с высветленном временности, как исходного условия возможности заботы,
требуемая исходная интерпретация присутствия кажется достигнута. Временность
была выявлена в рассмотрении собственной способности присутствия быть целым.
Временная интерпретация заботы была подтверждена затем через демонстрацию
временности озаботившегося бытия-в-мире. Анализ собственной способности
бытия-целым обнажил укорененную в заботе, равноисходную взаимосвязь смерти,
вины и совести. Может ли присутствие быть понято еще исходнее чем в наброске
его собственной экзистенции.
Пусть мы не видим пока до сих пор возможности более радикальной
постановки экзистенциальной аналитики, все же, именно в виду предыдущего
разбора онтологического смысла повседневности, просыпается тяжелое сомнение:
действительно ли вся целость присутствия в аспекте его собственного
бытия-целым введена в предвзятие экзистенциального анализа? Отнесенная к
целости присутствия постановка вопроса, может обладать своей генуинной
онтологической однозначностью. Даже сам вопрос может
найти в свете бытия к концу свой ответ. Но смерть ведь лишь
"конец" присутствия, беря формально лишь один конец, замыкающий целость
присутствия. Другой же "конец" его "начало", "рождение". Лишь сущее "между"
рождением и смертью впервые представляет искомое целое. Выходит, предыдущая
ориентация аналитики осталась при всей тенденции к экзистирующему
бытию-целым и вопреки генуинной экспликации собственного и несобственного
бытия к смерти "односторонней". Присутствие стояло в теме лишь так, как оно
экзистирует словно бы "вперед", оставляя все бывшее "позади себя". Не только
бытие к началу осталось без внимания, но главное протяжение присутствия
между рождением и смертью. Как раз "жизненная взаимосвязь", в которой
присутствие все же постоянно неким образом держится, была при анализе
бытия-целым просмотрена.
Не должны ли мы тогда, пусть то, что рассматривается как "взаимосвязь"
между рождением и смертью, онтологически вполне темно, снять принцип
временности, как бытийного смысла целости присутствия? Или выявленная
временность впервые только и предлагает почву для придания однозначной
направленности экзистенциально-онтологическому вопросу о названной
"взаимосвязи"? Возможно, в поле этих разысканий достижение уже то, что мы
учимся не браться слишком легко за проблемы.
Что кажется "проще" чем характеризовать "жизненную взаимосвязь" между
рождением и смертью? Она состоит из последовательности переживаний "во
времени". Если пристальнее вникнуть в такое обозначение проблематичной
взаимосвязи и прежде всего в ее онтологическое предубеждение, то обнаружится
нечто примечательное. В этом последовании переживаний "действительно" всегда
оказывается "собственно" лишь переживание, наличное в "конкретном теперь".
Прошлые и лишь наступающие переживания напротив, уже не, соотв. еще не
"действительны".