Ее
ближайшая цель феноменальное вычленение единой исходной структуры бытия
присутствия, откуда онтологически определяются его возможности и способы
"быть". До сих пор феноменальная характеристика бытия-в-мире была направлена
на структурный момент мира и решение вопроса о кто этого
сущего в его повседневности. Однако уже при первом
очерчивании задач подготовительного фундаментального анализа присутствия
вперед была поставлена ориентация на бытие-в как
таковое с демонстрацией на конкретном модусе познания
мира.
Предвосхищение этого опорного структурного момента возникло из
намерения с самого начала взять анализ отдельных моментов в круг постоянного
прицела на структурное целое, удерживаясь от всякого подрыва и расщепления
единого феномена. Теперь надо, сохраняя достигнутое в конкретном анализе
мира и повседневного кто, вернуть интерпретацию назад к феномену бытия-в.
Более пристальное рассмотрение его призвано однако не только заново и
надежнее поставить структурную целость бытия-в-мире перед феноменологическим
взглядом, но также проложить путь к осмыслению исходного бытия самого
присутствия, заботы.
Что однако можно еще показать на бытии-в-мире сверх сущностных связей
бытия при мире (озабочение), события (заботливость) и бытия самости (кто)?
Остается во всяком случае еще возможность через сравнительную характеристику
видоизменений озабочения и его усмотрения, заботливости и ее
осмотрительности распространить анализ вширь и через уточненную экспликацию
бытия всего возможного внутримирного сущего отграничить присутствие от
неприсутствиеразмерного сущего. Несомненно в этом направлении лежат
неисполненные задачи. Выявленное до сих пор нуждается со многих сторон в
дополнении при ориентации на замкнутую разработку экзистенциального априори
философской антропологии. На это однако данное разыскание не нацелено. Его
назначение фундаментально-онтологическое. Если мы поэтому тематически
спрашиваем о бытии-в, то не можем конечно хотеть уничтожить исходность
феномена через его дедукцию из других, т.е. через неадекватный анализ в
смысле разложения. Невыводимость чего-либо исходного не исключает однако
многосложности конститутивных для него бытийных черт. Если таковые
показываются, то экзистенциально они равноисходны. Феноменом равноисходности
конститутивных моментов в онтологии часто пренебрегают вследствие
методически необузданной тенденции к доказательству происхождения всего и
вся из одной простой "праосновы".
В каком направлении надо смотреть для феноменальной характеристики
бытия-в как такового? Мы получаем ответ, вспоминая о том, что приоткрылось
феноменологически настойчивому взгляду при выявлении этого феномена: бытие-в
в отличии от наличной внутриположности одного наличного "в" другом; бытие-в
не как вызванное наличием "мира" или просто отдельное свойство наличного
субъекта; бытие-в наоборот как сущностный род бытия самого этого сущего. Что
же тогда другое представлено этим феноменом как не наличное commercium между
наличным субъектом и наличным объектом? Это толкование подошло бы уже ближе
к феноменальному факту, если бы говорило: присутствие есть бытие этого
"между". Обманчивой ориентация по "между" оставалась бы все равно. Она
исподволь вводит онтологически неопределенное сущее, в чьем промежутке это
между как таковое "есть". Между осмысливается уже как результат convenientia
двух наличных. Их предваряющее введение однако всегда уже взрывает феномен,
и бесперспективно всякий раз снова складывать его из разорванных кусков. Не
только "клея" нет, ни взорвана, соотв. так никогда и не раскрывалась
"схема", по какой должно произойти сопряжение. Онтологически решающее лежит
в том, чтобы заранее предотвратить взрывание феномена, т.е. обеспечить его
позитивное феноменальное состояние. Что тут требуется еще больше
обстоятельности, есть только выражение того, что в традиционном способе
трактовки "проблемы познания" нечто онтически самопонятное онтологически
многократно искажается вплоть до невидимости.
Сущее, которое по своей сути конституируется бытием-в-мире, есть само
всегда свое "вот". По привычному словарному значению "вот" указывает на
"здесь" и "там". "Здесь" всякого "я-здесь" понимается всегда из подручного
"там" в смысле отдаляюще-направляюще-озаботившегося бытия к нему.
Экзистенциальная пространственность присутствия, определяющая ему в такой
форме его "место", сама основана на бытии-в-мире. Там есть определенность
внутримирного встречающего. "Здесь" и "там" возможны только в каком-то
"вот", т.е. когда есть сущее, которое как бытие "вот"
разомкнуло пространственность.