Получение феноменологического
доступа к встречающему так сущему заключается скорее в оттеснении теснящих и
путающихся толковательных тенденций, скрывающих вообще феномен такого
"озабочения", а заодно с ним даже и прямо сущее, как оно само от себя в
озабочении для него встречно. Эти коварные промахи прояснятся, если мы
теперь исследуя спросим: какое сущее должно стать предтемой и утвердиться
как пред-феноменальная почва?
Отвечают: вещи. Но с этим само собой разумеющимся ответом искомая
предфеноменальная почва возможно уже упущена. Ибо в этом задействовании
сущего как "вещи" (res) лежит неявно предрешающая
онтологическая характеристика. Анализ, спрашивающий от такого сущего дальше
к бытию, натыкается на вещность и реальность. Онтологическая экспликация
находит так продвигаясь бытийные черты наподобие субстанциальности,
материальности, протяженности, рядоположности... Но встречающее в озабочении
сущее в этом бытии даже доонтологически сразу утаено. Именуя вещи "ближайше
данным" сущим, делают онтологический промах, хотя онтически подразумевают
что-то иное. Что собственно подразумевают, остается неопределенным. Или же
мы характеризуем эти "вещи" как "наделенные ценностью". Что значит
онтологически ценность? Как категориально схватить эту "долю" и эту
наделенность? Не говоря о темноте этой структуры наделенности ценностью,
уловлен ли тут феноменальный бытийный характер того, что встречает в
озаботившемся обращении?
У греков был уместный термин для "вещей":
юа--№-д-, т.е. то, с чем имеют дело
в озаботившемся обращении (тсро^к;). Но онтологически как раз специфично
"прагматический" характер этих
юа--№-д- они оставляли в темноте,
определяя их "ближайшим образом" как "просто вещи".* Мы именуем
встречающее в озабочении сущее средством. В обращении
находимы средство для письма, шитья, труда, транспорта, измерения. Способ
бытия средства следует выявить. Пойдем по путеводной нити предварительного
очерчивания того, что делает средство средством, его применимости.
Одного средства строго беря не "бывает". К бытию средства всегда
принадлежит целое средств, где оно может быть этим средством, какое оно
есть. Средство по своей сути есть "нечто для того чтобы..." Разные способы
"для-того-чтобы" как годность, полезность, применимость, удобство
конституируют целое средств. В структуре "для-того-чтобы" есть отсылание
чего к чему. Помеченный этим титулом феномен может стать виден в своем
онтологическом генезисе лишь в дальнейших анализах. Предварительно следует
феноменально иметь в виду многосложность отсылок. Средство, отвечая своему
свойству средства, есть всегда из принадлежности другому средству: средство
для письма, перо, чернила, бумага, подкладка, стол, лампа, мебель, окна,
двери, комната. Эти "вещи" никогда не кажут себя сначала по себе, потом как
сумма реалий заполняя комнату. Ближайше встречное, хотя тематически не
схваченное, это комната, да и та опять не как нечто "между четырьмя стенами"
в геометрическом пространственном смысле, но как средство
для жилья. Из нее кажет себя "обстановка" в этой последней каждое
"отдельное" средство. До него всегда уже открыта какая-то целость средств.
Всегда скроенное по средству обращение, в каком средство только и может
генуинно показать себя в своем бытии, напр. забивание молотком, и не
осмысливает это сущее тематически как случившуюся вещь. и никакое
употребление не знает скажем о структуре средства как таковой. У забивания
нет ни малейшего знания присущего молотку характера средства, но оно
приспособило себе это средство как уместнее невозможно. В таком применяющем
обращении озабочение подчиняет себя вот этому для-того-чтобы,
конститутивному для всякого средства; чем меньше на вещь-молоток просто
глазеют, тем ловчее ее применяют, тем исходнее становится отношение к ней,
тем незатемненнее встречает она как то что она есть, как средство. Забивание
само открывает специфическое "удобство" молотка. Способ бытия средства, в
котором оно обнаруживает себя самим собой, мы именуем
подручностью. Лишь поскольку средство имеет это
"по-себе-бытие", а не просто лишь бывает, оно в широчайшем смысле удобно и в
распоряжении. Самое пристальное только-лишь-всматривание в так-то устроенный
"вид" вещей не способно открыть подручность. Чисто "теоретически"
всматривающийся взгляд на вещи лишен понимания подручности.
Употребляюще-орудующее обращение однако не слепо, у него свой собственный
способ смотреть, ведомый орудованием и наделяющий его специфической
вещественностью.