Мир присутствия есть совместный-мир. Бытие-в есть
со-бытие с другими. Внутримирное
по-себе-бытие есть соприсутствие.
Другие встречны не в заранее различающем выхватывании ближайше
наличного своего субъекта из прочих тоже имеющихся субъектов, не в первичном
вглядывании в самого себя, причем фиксируется лишь от-чего отличия. Они
встречают из мира, в каком по сути держится озаботившееся-усматривающее
присутствие. Вопреки легко вторгающимся теоретически измысленным
"объяснениям" наличия других надо твердо держаться показанного
феноменального обстоятельства их мироокружной встречности. Этот ближайший и
стихийный мирный модус встречи присутствия идет так далеко, что даже свое
присутствие сначала "обнаруживается" им самим в отвлечении от, или вообще
еще не "видении" "переживаний" и ''центра поступков". Присутствие находит
"себя самого" сначала в том, что оно исполняет, использует, ожидает,
предотвращает, - в ближайше озаботившем подручном.
И даже когда присутствие само себя отчетливо определяет как: Я-здесь,
то это местное определение лица должно пониматься из "экзистенциальной
пространственности присутствия. При интерпретации последней (
23) мы уже отмечали, что это Я-здесь
подразумевает не какую-то отличительную точку Я-вещи, но понимает себя как
бытие-в из там подручного мира, при котором держится присутствие как
озабочение.
В. ф. Гумбольдт указал на языки, выражающие "Я" через "здесь", "Ты"
через "вот", "Он" через "там", передающие стало быть - формулируя
грамматически - личные местоимения через обстоятельства места. Подлежит
дискуссии, каково исконное значение выражений места, наречное или
местоименное. Спор теряет почву, если обращают внимание на то, что наречия
места отнесены к Я qua присутствие. "Здесь", "там" и "вот" суть первично не
чистые местные определения внутримирного наличного в пространственных точках
сущего, но черты исходной пространственности присутствия. Предполагаемые
наречия места суть определения присутствия, они имеют первично
экзистенциальное и не категориальное значение. Они однако также и не
местоимения, их значение располагается до различия наречий места и личных
местоимений; но собственно присутственно-пространственное значение этих
выражений свидетельствует, что не искривленное теорией
толкование присутствия видит его непосредственно в его пространственном,
т.е. отдаляюще-направляющем "бытии при" озаботившем мире. В "здесь"
поглощенное своим миром присутствие говорит не к себе, но мимо себя к "там"
усмотренного подручного и все же имеет в виду себя в экзистенциальной
пространственности.
Присутствие понимает себя ближайшим образом и большей частью из своего
мира, и соприсутствие других многосложно встречает из внутримирно
подручного. Однако также и когда другие в их присутствии как бы
тематизируются, они встречны не как наличные веще-лица, но мы застаем их "за
работой", т.е. сначала в их бытии-в-мире. Даже если мы видим другого "просто
бездельничающим", он никогда не воспринимается как наличная человеко-вещь,
но "безделье" тут экзистенциальный модус бытия: неозаботившееся,
неосмотрительное пребывание при всем и ничем. Другой встречает в своем
соприсутствии в мире.
Но выражение "присутствие" ясно показывает ведь, что это сущее
"ближайшим образом" есть безотносительно к другим, что вторично оно может
быть еще и "с" другими. Нельзя однако упускать из виду, что мы употребляем
термин соприсутствие для обозначения того бытия, на которое внутримирно
отпущены сущие другие. Это соприсутствие других внутримирно разомкнуто для
присутствия и тем самым также для соприсутствующих лишь потому, что
присутствие сущностно само по себе есть событие. Феноменологическое
высказывание: присутствие есть по сути со-бытие, имеет
экзистенциально-онтологический смысл. Оно не имеет в виду онтически
констатировать, что я не один фактически наличен, а бывают еще другие моего
вида. Если бы тезис, что бытие-в-мире присутствия по сути конституировано
событием, такое подразумевал, событие было бы не экзистенциальной
определенностью, присущей присутствию от него самого из его образа бытия, а
свойством, возникающим всегда на основе явления других. Присутствие
экзистенциально определено событием и тогда, когда другой фактично не
наличен и не воспринят. Одиночество присутствия есть тоже событие в мире. Не
хватать другого может только в событие и для него. Одиночество есть
дефективный модус со-бытия, его возможность доказательство последнего.
Фактическое одиночество с другой стороны снимается не тем, что "рядом" со
мной случился второй экземпляр человека или возможно десять таких.