На фоне реализма идеализм, как он ни противоположен по
результату* и несостоятелен, имеет принципиальное преимущество,
если не принимает себя ложно за "психологический" идеализм. Когда идеализм
подчеркивает, что бытие и реальность есть
только в сознании", то здесь приходит к
выраженности понимание, что бытие необъяснимо через сущее. Поскольку однако
остается не объяснено, что здесь происходит бытийное понимание, и что это
бытийное понимание само онтологически значит, и как оно возможно, и что оно
принадлежит к бытийному устройству присутствия,* то он строит
интерпретацию реальности в пустоте. Что бытие необъяснимо через сущее, а
реальность возможна лишь в понятности бытия, не избавляет ведь от вопроса о
бытии сознания, о самой res cogitans. Следствием идеалистического тезиса
лежит намеченный, как необходимая предзадача, онтологический анализ самого
сознания. Лишь поскольку бытие есть "в сознании", т.е. понимаемо в
присутствии, присутствие способно понимать и конципировать также такие
черты бытия как независимость, "по-себе", вообще реальность.
Только поэтому "независимое" сущее как внутримирно встречающее доступно в
усмотрении.
Если титул идеализма равнозначен пониманию того, что бытие никогда не
объяснимо через сущее,* но для любого сущего всегда уже
"трансцендентально", то в идеализме лежит единственная и правильная
возможность философской проблематики. Тогда Аристотель был не меньше
идеалист чем Кант. Если идеализм означает редукцию всего сущего к субъекту
или сознанию, которые отмечены только тем что остаются неопределенны в своем
бытии и характеризуются предельно негативно как "невещные", то этот идеализм
методически не менее наивен чем самый неотесанный реализм.
Остается еще возможность расположить проблематику реальности до всякой
"точкозренческой" ориентации тезисом: всякий субъект есть, что он есть,
только для объекта и наоборот. Но в этой формальной постановке члены
корреляции оказываются наравне с ней самой онтологически не определены. По
сути же целое корреляции необходимо мыслится как "неким образом"
существующее, стало быть в ориентации на определенную идею бытия. Конечно,
если до того экзистенциально-онтологическая почва обеспечена выявлением
бытия-в-мире, то задним числом в названной корреляции можно опознать
формализованное, онтологически индифферентное отношение.
Обсуждение невысказанных предпосылок всех попыток чисто
"теоретико-познавательного" решения проблемы реальности показывает, что она
должна войти в экзистенциальную аналитику присутствия как онтологическая
проблема.
б) Реальность как онтологическая проблема.
Если титул реальность* подразумевает бытие внутримирно
наличного сущего (res) - а ничего иного под ним не понимают, - то для
анализа его бытийного модуса это значит: внутримирное сущее онтологически
может быть понято только если прояснен феномен внутримирности. А последняя
основана в феномене мира, в свою очередь принадлежащего как сущностный
структурный момент бытия-в-мире к основоустройству присутствия. Бытие-в-мире
опять же онтологически закреплено в структурной целости бытия присутствия, в
качестве каковой была характеризована забота. Тем самым однако обозначены
фундаменты и горизонты, уяснение которых впервые делает возможным анализ
реальности. Лишь в этой взаимосвязи становится понятен и характер ее
по-себе. Бытие внутримирного сущего интерпретировалось в предыдущих анализах
из ориентации на эту проблемную взаимосвязь (1, 2, 3).
Правда, в известных границах феноменологическая характеристика
реальности реального может быть дана уже и без специальной
экзистенциально-онтологической базы. Это попытался сделать Дильтей в
вышеназванном трактате. Опыт реального берется в импульсе и воле.
Реальность есть сопротивление, точнее
сопротивляемость. В аналитической разработке феномена сопротивления
позитивное названного трактата, и здесь же лучшее конкретное подкрепление
идеи "описывающей и расчленяющей психологии". Правильное развертывание
достижений анализа феномена сопротивления сковывается однако
теоретико-познавательной проблематикой реальности. "Принцип феноменальности"
не позволяет Дильтею прийти к онтологической интерпретации бытия сознания.
"Воля и ее торможение выступают внутри одного и того же сознания"
Бытийный способ "выступания", бытийный смысл "внутри", бытийное
отношение сознания к самому реальному, все это требует онтологического
определения. Что оно отсутствует, связано в конечном счете с тем, что
Дильтей позволил "жизни", "за" которую, конечно, заглянуть невозможно,
пребывать в онтологической индифферентности.