Другая
возможность восприятия средства заключается в том, что стрелку встречают как
принадлежащее к автомобилю средство; при этом специфический характер
средства стрелки не обязательно должен быть раскрыт; что и как она призвана
показывать, может оставаться в полной неопределенности, и все равно
встречающее не просто вещь. Опыт вещи, в противоположность ближайшему
обнаружению многосложно неопределенной множественности средств, требует
своей особой определенности.
Знаки описанного рода позволяют подручному встретиться, точнее его
взаимосвязи стать доступной так, что озаботившееся обращение создает и
обеспечивает себе некую ориентировку. Знак не вещь, стоящая в
указательном отношении к другой веши, но средство, выражение вводящее ту или
иную целость средств в усмотрение так, что заодно с тем заявляет о себе
мироразмерность подручного. В признаке и предзнаменовании
"показывается", "что
будет", но не в смысле простого появления, прибавляющегося к уже наличному;
"что будет" это то, что требует от нас собранности, соотв. на что нам "не
хватило собранности", поскольку мы были заняты иным. В знаках-ознаменованиях
усмотрению делается доступно то, что разыгралось и отошло. Знак-помета
показывает, "на чем" все стало. Знаки кажут первично всегда то, "в чем"
человек живет, чего держится озабочение, в чем с ним дело.
Своеобразный характер средства и знаков становится еще особенно ясен в
"учреждении знаков". Оно осуществляется в - и из -усматривающей
осмотрительности, которая нуждается в подручной возможности во всякое время
дать окружающему миру заявить о себе усмотрению через подручное. Со своей
стороны к бытию внутримирно ближайше подручного принадлежит описанный
характер по-себе-держащегося невыступания. Отсюда усматривающее обращение в
окружающем мире нуждается в подручном средстве, которое при своем характере
средства берет на себя "работу" выведения
подручного из незаметности. Поэтому создание такого средства (знаков)
должно быть продумано на их заметность. Как бросающимся так в глаза им
однако не дают наличествовать как попало, но они "устраиваются" известным
образом в видах легкой доступности.
Учреждение знаков не обязательно должно происходить так, чтобы создать
вообще еще не подручное средство. Знаки возникают и в за-знак-принятии уже
подручного. В этом модусе учреждение знаков обнаруживает еще более исконный
смысл. Указыванием обеспечивается не только усматривающе ориентированная
распоряжаемость подручного целого средств и окружающего мира вообще,
учреждение знаков может даже впервые открывать. Что взято за знак,
становится впервые доступно через его подручность. Когда к примеру в
земледелии южный ветер "считается" знаком дождя, то это "значение" или
"свойственная" этому сущему "ценность" в привесок к чему-то уже наличному, к
потоку воздуха и определенному географическому направлению. Как этот только
лишь случающийся, каким он может быть доступен метеорологии, южный ветер
никогда ближайшим образом не наличен, так чтобы потом по
обстоятельствам взять на себя функцию предзнаменования. Наоборот, южный
ветер в его бытии именно впервые только усмотрением земледелия открывается
по способу принятия его в расчет.
Но, станут возражать, что берется за знак, должно все-таки прежде того
само по себе стать доступно и быть схвачено до учреждения знака. Разумеется,
оно вообще должно уже каким-то образом быть преднаходимым. Вопросом остается
только, как открылось сущее в этой предшествующей встрече, как чистая
случающаяся вещь, а не скорее ли как непонятое средство, как подручное, за
которое пока не знали "как взяться", что поэтому еще закрывалось усмотрению.
И здесь опять же нельзя интерпретировать еще не открытые усмотрением черты
средства у подручного просто как голую вещность, якобы воспринимаемую пока
только в ее наличии.
Подручное бытие знака в повседневном обращении и принадлежащая знаку, в
разных целях и видах создаваемая заметность не только свидетельство
конститутивной для ближайше подручного незаметности; знак сам занимает свою
заметность у незаметности цельности средств, "само собой разумеется"
подручной в повседневности, к примеру известный "узелок в носовом платке"
как знак-помета. Что он призван показывать, это всегда что-то озаботившее в
повседневном усмотрении. Этот знак может показывать многое и
разнообразнейшее. Широте показываемого в таком знаке отвечает узость
понимаемости и применения. Мало того что как знак он подручен большей частью
только для "учредителя", даже ему он может стать недоступен, так что
нуждается для возможной усматривающей применимости во втором знаке.