Этому удержанию отвечает неудержание, которое
представляет "забывание" в производном смысле.
Как выжидание возможно лишь на основе ожидания, так воспоминание - на
основе забывания, но не наоборот; ибо в модусе забывания бывшесть первично
"размыкает" горизонт, в который может вникнуть воспоминанием присутствие,
потерянное во "вне-положности" озаботившего. Забывающе-актуализирующее
ожидание есть свое экстатичное единство, в меру которого временит
несобственное понимание в аспекте его временности. Единство этих экстазов
замыкает собственную бытийную способность и становится соответственно
экзистенциальным условием возможности нерешительности. Хотя несобственное,
озаботившееся понимание продиктовано актуализацией озаботившего, все же
временение понимания происходит первично в настающем.
б) Временность расположения
Понимание никогда не свободнопаряще, но всегда расположено. Всякое вот
всегда равноисходно разомкнуто настроением, соотв.
настроением замкнуто. Настроенность ставит присутствие перед его
брошенностью, а именно так, что последняя как раз не познается как таковая,
но намного исходное размыкается в том, "как оно человеку". Быть
брошенным значит экзистенциально: быть в том или ином
расположении. Расположение поэтому основывается в брошенности. Настроение
репрезентирует способ, каким я всякий раз первично есмь брошенное сущее. Как
дает себя увидеть временная конституция настроенности? Как из экстатического
единства той или иной временности вглядеться в экзистенциальную взаимосвязь
между расположением и пониманием?
Настроение размыкает способом обращения и отвращения от своего
присутствия. Наставление перед всегдашним так оно есть своей брошенности -
или собственно обнажающее или несобственно скрывающее - делается
экзистенциально возможным, лишь если бытие присутствия по своему смыслу
постоянно есть бывшее. Не поставление перед брошенным сущим, какое есть я
сам, впервые создает бывшесть, но ее экстаз впервые делает возможным
нахождение-себя в модусе расположения. Понимание основано первично в
настающем, расположение, напротив, временит первично в бывшести. Настроение
временит, т.е. его специфический экстаз принадлежит к будущему и настоящему,
правда так, что бывшесть модифицирует эти равноисходные экстазы.
Мы подчеркивали, что настроения хотя и онтически знакомы, но в своей
исходной экзистенциальной функции не познаны. Они считаются летучими
переживаниями, "окрашивающими" совокупность "психических состояний". Что для
наблюдения имеет черты летучего всплывания и исчезания, принадлежит к
исходному постоянству экзистенции. Но все же, что общего должны иметь
настроения с "временем"? Что эти "переживания" приходят и уходят, протекают
"во времени", есть тривиальная констатация; разумеется, и притом
онтико-психологическая. Задачей же стоит выявить онтологическую структуру
настроенности в ее экзистенциально-временной конституции. А именно,
ближайшим образом речь может идти лишь о том, чтобы вообще просто только
сделать видимой временность настроения. Тезис "расположение основывается
первично в бывшести" говорит: экзистенциальная основочерта настроения есть
возвращение к... Не это последнее впервые создает бывшесть, но расположение
обнажает для экзистенциального анализа всякий раз тот или иной модус
бывшести. Временная интерпретация расположения не может поэтому иметь своей
целью дедукцию настроений из временности и их разложение до чистых
феноменов временения.
Надлежит лишь провести доказательство, что настроения в том, что они и
как они экзистенциально "означают", не возможны иначе как на основе
временности. Временная интерпретация ограничится анализированными уже
подготовительно феноменами страха и ужаса.
Мы начнем анализ с выявления временности страха . Он был характеризован
как несобственное расположение. В каком плане делающий его возможным
экзистенциальный смысл есть бывшесть? Какой модус этого экстаза отмечает
специфическую временность страха? Последний есть испуг перед угрожающим,
которое, вредя фактичной способности присутствия быть, близится описанным
образом в круге озаботившей подручности и наличности. Страх размыкает по
способу повседневного усмотрения нечто грозящее. Субъект исключительно
созерцающий никогда не смог бы открыть ничего подобного. Но не есть ли это
размыкание в страхе перед... некое допущение-настать-для-себя? Не
справедливо ли страх определяют как ожидание настающего зла (malum futumm)?
He будущее ли первичный временной смысл страха, а вовсе не бывшее? Бесспорно
испуг не только "относится" к чему-то "будущему" в значении еще только
подступающего "во времени", но это самоотнесение само настающее в исходно
временном смысле.