Зрители
рукоплещут им, и каждый удачный ход встречается смехом. Эта чистая игра:
соперники ловят друг друга в свои словесные сети2, отправляют в нокаут3,
похваляются, что ответы на их неизменно каверзные вопросы всегда будут ложными.
144 Глава IX
Когда Протагор называет софистику "древним искусством" -- технен палайан4
(технен палайан), он попадает в самую суть. Это древняя игра ума, которая в
архаической культуре, уже в самый ранний ее период, от вещей священных то и дело
скатывается к чистому развлечению; то она вдруг соприкасается с высшей
мудростью, то вновь становится чисто игровым со-стязанием. Вернер Йегер считает,
что против "neuere Mode, Pythagoras als eine Art von Medizinmann hinzustellen"
["новейшей моды выставлять Пифа-гора неким врачевателем"] не стоит и возражать5.
Он забывает, что враче-яатель по отношению к философам и софистам и в самом деле
-- воистину исторически -- как был, так и остался их старшим братом. И черты
этого древнего родства все еще сохраняются.
Сами софисты прекрасно осознавали игровой характер всей своей деятельности.
Горгий назвал свою Похвалу Елене игрой -- эмон де пайгнион (эмон де пайгнион);
его сочинение О природе также толковали как риторическую игру6. Тому, кто против
этого возражает7, следовало бы принять во внимание, что в сфере софистической
риторики четкие границы между игрой и серьезностью провести невозможно и что
квалифицировать ее как игру фактически значит прекрасно уловить ее изначальный
характер. Тот, кто называет пародией и карикатурой облик, в котором Платон
изображает софистов8, забывает, что все игровые и, пожалуй, сомнительные черты в
софисте как персонаже культуры неразрывно связаны с его архаической сущностью.
По самой своей натуре софист принадлежит в той или иной мере к "бродячему
племени". Он так или иначе скиталец и прихлебатель уже par droit de naissance
[no праву рождения].
Но в то же время не кто иной, как софисты создали среду, в которой приняли
очертания эллинские идеи воспитания и культуры. Греческая философия и греческая
наука выросли не в лоне школы (в нынешнем значении этого слова), и с этим ничего
не поделаешь. Эти знания не приобретались как побочный продукт обучения полезным
и доходным профессиям. Для эллина они были плодом его свободного времени, схоле
(схоле), -- а для свободного гражданина все то время, которое не было
востребовано государственной службой, войной или отправлением культа, было
свободным9. Так что слово школа имеет примечательную предысторию. И в этой вот
среде свободного препровождения времени свободными гражданами софист издавна
являл собою пример жизни, проводимой в размышлениях и умственных опытах.
Если типичный продукт деятельности софиста, а именно софизм, Рассматривать с
чисто технической стороны, как форму выражения, он тотчас же обнаруживает все
свои связи с той примитивной игрой, но-сителем которой был уже встречавшийся нам
его предшественник vates. Софизм стоит рядом с загадкой. Это фехтовальный прием.
В слове проблема (проблема) изначально присутствуют два конкретных значения: тo,
что кто-либо держит или ставит перед собою, дабы себя защитить, например щит, --
и то, что бросают другому, чтобы тот это принял. В переносном смысле оба эти
значения подходят для описания искусства
145 Homo ludens
софиста10. Его вопросы и аргументы суть те же проблемы, и именно в этом смысле.
Игра-состязание в остроумии, с подзадориванием друг друга каверзными вопросами,
занимала ощутимое место в греческой манере вести беседу. Различные типы
каверзных вопросов были систематизированы и имели следующие специальные
наименования-соритес, апофаскон утис, псеудбменос, антистрефону (соритес,
апофаскон утис, псеудбменос, антистрефон) -- громоздящий кучу, отрицающий никто,
лжец, обращающий и т.д. Клеарх, ученик Аристотеля, написал теорию загадок, а
именно таких, которым он дал наименование грифос (грифос) -- сети, шутливые
вопросы, завершавшиеся наказанием или наградой. -- Что одинаково везде и нигде?
Ответ: время. -- Что есть я то не есть ты. Я -- человек. Следовательно, ты -- не
человек. На что Диоген7* якобы возразил: если хочешь, чтобы это было истиной, то
начни с меня11. О некоторых софизмах Хрисипп8* написал целый трактат. Все эти
Fangschlusse [вопросы-ловушки] молчаливо основываются на предварительном
условии, что поле логического смысла сводится к некоему игровому пространству, в
пределах которого согласен оставаться соперник, не делая каких-либо шагов в
сторону из опасения неминуемо разрушить это пространство -- что как раз и было
проделано Диогеном. Стилистически эти пропозиции могут быть выстроены как
художественные формы, с ритмом, повторами, параллелизмами и т. д.
Переход от таких Spielereien [забав] к обстоятельным ораторским выступлениям
софистов и философским спорам в манере Сократа происходил постепенно.