"Я спрашиваю тебя о крайнем пределе земли; я спрашиваю тебя, где пуп земли. Я
спрашиваю тебя о семени жеребца; я спрашиваю тебя, что есть высшее место речи"1.
В гимне VIII, 29 главнейшие боги описываются через их атрибуты в десяти типичных
вопросах-загадках, ответом на которые должно служить имя бога2.
"Темнорыжий один, переменчивый ликом, нежный и юный; златом он украшает себя
(Сома2*). Опустился в лоно, сияющий, мудрый между богами (Агни3*)" и т. д.
Достаточно долго в этих песнях преобладает характер ритуальных загадок, тогда
как отгадка опирается на знание ритуала и его символики. В этой форме загадок,
однако, непосредственно зарождается самое глубокомысленное мудрствование
относительно основ сущего. Грандиозный гимн X, 129 не без основания был назван
Паулем Дойссеном "вещью, возможно, наиболее достойной восхищения из всего
дошедшего до нас с древнейших времен"3.
1. "Ни бытия не было тогда, ни небытия. Ни воздушного пространства, ни неба. Что
двигалось? Где? Под чьею защитой? Состояла ли из во-ды глубокая бездна?
2. Ни смерти не было тогда, ни не-смерти; день и ночь не различались тогда. Само
по себе, без дуновения, дышало лишь Это; и ничего не было, кроме Этого"4.
В утвердительных конструкциях этих стихов и двух последующих форма загадки еще
только просвечивает сквозь поэтическое построение песни. Но затем опять
возвращается прямая форма вопроса.
6. "Кто это знает, кто возвестит здесь, откуда оно возникло, откуда это
творение?..."
111
Homo ludens
Если допустить, что эта песня ведет свое происхождение от ритуальной
песни-загадки, которая, в свою очередь, представляет собой литературно
обработанное повествование о действительно имевших место состязаниях в загадках
на празднике с жертвоприношением, то тем самым со всей возможной убедительностью
выстраивается доказательство генетической взаимосвязи между игрой в загадки и
священным мудрствованием.
В некоторых гимнах Атхарваведы, как, например, в гимне X, 7 и 8, целые вереницы
таких вопросов-загадок собраны вместе, они как бы свободно нанизываются одна на
другую и приводятся к одному знаменателю, независимо от того, сопровождаются они
ответами или нет.
"Куда удаляются полумесяцы, месяцы, соединяясь с годом? Куда -- времена года?..
скажи мне их skambha5! Куда, быть там вожделея, спешат вместе две девы,
различные с виду, день и ночь? Куда, быть там вожделея, устремляются воды?
Как это не стихает ветер и дух не знает покоя? Почему никогда не остановятся
воды, устремленные к истине?"6.
В этих примерах древнейшего восторга и упоения духа перед тайнами бытия нам не
дано провести границу между священной поэзией, ^мудростью, которая граничит с
безумием, глубочайшей мистикой -- и пустым набором слов с налетом загадочности.
Слово древних священников и певцов постоянно парит над вратами непознаваемого,
которые для нас, так же как и для них, остаются закрытыми. Если здесь и есть что
добавить, так только то, что мудрствование в этих культовых состязаниях
рождается не из пустой игры, но в ходе священной игры. В мудрости упражняются,
как в священных искусных ремеслах, философия возникает здесь в форме игры.
Космогонический вопрос о том, как появилось все то, что есть в мире, всегда был
и остается одним из первых вопросов, занимавших ум человека. Экспериментальная
детская психология показывает, что значительная доля вопросов, которые задает
шестилетний ребенок, фактически может считаться вопросами космогонического
характера: кто заставляет течь воду в реке, откуда берется ветер, вопросы о
жизни и смерти и пр.7
Вопросы-загадки ведических гимнов прямо ведут нас к наиболее глубоким суждениям
Упанишад. Здесь, однако, мы не ставим себе задачу более подробно вникнуть в
философское содержание священных загадок -- но лишь поближе рассмотреть их
игровой характер и как можно отчетливее продемонстрировать их значение в истории
культуры.
Состязание в загадках, далекое от того, чтобы пребывать всего лишь забавой,
составляет существенную часть культа принесения жертвы. Без разгадывания,
загадок так же невозможно обойтись, как и без самой жертвы8. Это принуждает
богов. Занятную параллель с этим древнеиндийским обычаем мы находим у племени
тораджа на Центральном Целебесе9 4*. Загадывание загадок на их праздниках
ограничено промежутком времени от момента, когда "беременеет" рис, и до начала
уборки урожая -- в связи с тем, что "выход на свет" загадок способствует
112 Глава VI
(выходу на свет" колосьев риса. Всякий раз, когда загадку разгадывают, вступает
хор с пожеланием: "Хлоп! Выйди на свет, о наш рис, выйди на свет, изобилие
тучных колосьев, там, в горах наверху, там, в долинах внизу!" Во время года,
предшествующее этому периоду, какая бы то ни было литературная деятельность
запрещается, ибо она могла бы представлять опасность для произрастания риса.