Как нам это следует понимать?
Согласно мнению, в котором Эренберг сходится с Буркхардтом, греческое общество,
по завершении архаического и героического периодов своей культуры, исчерпав в
серьезной борьбе свои лучшие силы, продолжает -- теперь уже вторичное --
движение в направлении агонального как всеохватывающего социального принципа.
Это переход "aus Kampf zu Spiel"76 ["от борьбы к игре"] и поэтому -- вырождение.
Несомненно, преобладание агонистики в конце концов приводит ее именно к этому.
Агон, с его фактической бесцельностью и бессмысленностью, в конечном счете
означал "Aufhebung aller Schwere des Lebens, Denkens und Handelns,
Gleichgultigkeit gegenuber aller fremden Norm, Verschwen-dung um des einzigen
willen: zu siegen"77 ["устранение всех тягостей, связанных с жизнью, мыслями и
поступками, равнодушие ко всяческим чуждым нормам, растрачивание себя ради
одного единственного: одержать победу"]. В этих словах, разумеется, много
правды, между тем как последовательность явлений все же иная, чем полагал
Эренберг, и всеобъемлющая формулировка значения агонального для культуры должна
быть выражена по-другому. Не было перехода ни "от борьбы к игре", ни "от игры к
борьбе", но "в состязательной игре -- к культуре"; при этом состязание временами
заглушало ростки культуры и одновременно как бы теряло свою игровую, священную и
культурную ценность, вырождаясь в открытую страсть соперничества. Исходным
пунктом здесь Должно служить представление о еще детском, в сущности, чувстве
игры, которое проявляется во множестве игровых форм, то есть связанных правилами
и выхваченных из "обыденной жизни" действий, в которых может раскрываться
врожденная потребность ритма, изменчиво-
83
Homo ludens
сти, антитетической кульминации и гармонии. С этим чувством игры сочетается дух,
взыскующий чести, достоинства, превосходства и красоты. Все мистическое и
магическое, все героическое, все мусическое, логическое и пластическое ищет
форму и выражение в благородной игре. Культура берет начало не как игра и не из
игры, но в рамках игры. Антитетическая и агонистическая основа культуры задается
в игре, которая древнее и первичнее, чем любая культура. Возвращаясь к нашему
исходному пункту, к римским ludi, заметим: именуя священные состязания попросту
играми, латынь выражает свойство этого элемента культуры столь точно, сколь это
возможно.
В процессе развития каждой культуры функция и структура агона уже в архаический
период достигают наиболее зримой и самой прекрасной формы. По мере того как
материал культуры усложняется по составу, делается все более разнообразным и
пестрым, а техника производственной и общественной жизни, индивидуальной и
коллективной, становится все более утонченной, почва культуры зарастает идеями,
системами, понятиями, учениями и нормами, сведениями и обычаями, которые всякое
касательство к игре, казалось бы, уже вовсе утратили. Культура становится все
более и более серьезной и отводит игре лишь все более второстепенное место.
Агональный период уже миновал. Или кажется, что миновал.
И вот прежде чем двинуться далее, постепенно отмечая игровые элементы в наиболее
значительных проявлениях культуры, окинем взором группу явно игровых форм, на
примере которых мы пытались прояснить связь архаической культуры и игры. Мы
увидим, что по всей земле на территории обитания раннего человеческого общества
господствует комплекс совершенно однородных представлений и обычаев
агонисти-ческого характера. По всей видимости, эти состязательные формы
возникают независимо от особенностей религиозных представлений, свойственных
тому или иному народу. Готовое объяснение этой однородности лежит в самой
человеческой природе, всегда устремленной к высшему, будь это высшее земной
славой и превосходством -- или же преодолением всего земного. Врожденной
функцией человека, благодаря которой осуществляется это стремление, и будет
игра.
Если в явлениях культуры, которые мы здесь имеем в виду, это игровое качество на
самом деле первично, тогда будет логично полагать, что между всеми этими
формами: потлатчем и кулой, антифонным пением, состязанием в хуле, бравадой,
кровавым поединком и пр. -- не проходит никакой четкой границы. Это станет еще
яснее, если мы, переходя теперь к рассмотрению различных функций культуры,
каждой в отдельности, прежде всего поговорим о взаимосвязи игры и права.



IV
ИГРА И ПРАВОСУДИЕ
На первый взгляд сфера права, закона и правосудия чрезвычайно отдалена от сферы
игры. Ибо священная серьезность и живейшие интересы отдельного человека и
общества в целом царят во всем, что касается права и правосудия. Этимологическая
основа для выражения понятий "право", "суд" и "закон" преимущественно
определяется словесной областью принятия, установления, указания, поддержки,
порядка, выбора, разделения и объединения, установления согласия, обязывания,
следования обычаю, очевидности.