В этом смысле хотя и снимаются все логические парадоксы, начиная с парадокса Эвбулида о куче песка (одна песчинка оказывается таким же песком, как и куча песка), все же остается вопрос формы и размеров агрегатов, весьма немаловажный для конструируемых материальных объектов, носящих одно и то же имя.

Тот факт, что в Варшаве рядом оказалось два ригористично настроенных формалиста -Лукасевич и Лесьневский,- обладающие прямо противоположными философскими взглядами на мир и язык, этот факт не мог не создать атмосферы творческого поиска среди их учеников-математиков. Математиков с философской родословной уже не заботило разделение процессов и результатов, ибо реальный мир был заменен математическими структурами, выбранными сознательно, в частности - бурно начавшими развиваться теорией множеств и топологией. Используя префиксную запись формул, отражавшую более результат логического вывода, нежели процесс, они заботились о соответствии формул языка логики формулам математики. Поэтому не удивительно, что понятия логической матрицы, а затем и модели, составившие ядро новой дисциплины - метаматематики появились в Варшаве.[5]

И наконец нельзя не выяснить один из вопросов из области истории идей, а именно - отношение Львовско-варшавской школы к неопозитивизму. С этой целью вернемся к истокам Школы и напомним, что в параграфе, посвященном Брентано, его творчество было локализовано в широко понимаемом позитивизме. Эта широта объясняется прежде всего тем, что к объектам эмпирического исследования был причислен язык, в частности суждение. В вопросе о природе суждения и проявляется дистинкция, разделяющая Львовско-варшавскую школу от венских неопозитивистов. Хотя этих последних также можно отнести к последователям Брентано, различие интенций философов Школы и Венского кружка позволяет четко отличить одних от других. По большому счету, предъявляемому историей философии, концепция науки в представлении венцев является досократовской, ибо идеалом точности их суждений являются протокольные предложения, описывающие эмпирию в узком смысле, в том смысле, из которого был исключен субъект. Так понимаемое суждение было вовсе не в духе работы Брентано "Об источнике морального познания" (1889).[6] Недаром в своей крайне заостренной версии концепция неопозитивистов стала называться физикализмом. Несмотря на то, что она опиралась на объективные знания, все же в ней не учитывалось, что знания эти были добыты субъектом познания.

Начиная с первых контактов Школы с Венским кружком польские ученые выразительно дистанцировались от узкоэмпирических взглядов своих коллег. Айдукевич [1934] писал: "Безоглядных сторонников Венского кружка в Польше нет, точнее я не знаю ни одного польского философа, который бы воспринял и присвоил тезисы Венского кружка; родство некоторых польских философов с Венским кружком заключается в подобии основной методологической позиции и близости рассматриваемых вопросов . Характерными чертами этой позиции следовало бы назвать, во-первых, антииррационализм, т.е. постулат узнавания только таких утверждений, которые обоснованы таким образом, что могут быть контролированы; во-вторых, постулат ясности понятий и точности языка. Кроме этих двух черт особенно следует подчеркнуть третью – усвоение понятийного аппарата логики и заметное влияние символической логики. Относительно же области исследований на первый план выходят вопросы, предметом которых является научное познание, т.е. проблематика т.н. метатеоретических исследований. С этим связана заинтересованность семантикой, имеющей свой источник в убеждении, что само познание удается исследовать только посредством рассмотрения его словесного выражения. В тесной связи с изложенным остаются вопросы оснований наук, т.е. уже не метатеоретическая, а интратеоретическая заинтересованность основными частями отдельных наук, особенно дедуктивных»(S.399)[7]

Не обсуждая отношение философов Львовско-варшавской школы к логическому позитивизму по существу, т.е. в вопросах концепции значения, концепции метафизики, позиции, согласно которой философия является логическим анализом языка науки, индукционизма, физикализма, аналитического характера логики и математики отметим лишь некоторые события, имеющие значение для истории философии. Так Моритц Шлик возглавил кафедру философии индуктивных наук в Вене в 1922 г. С этой даты начал формироваться Венский кружок. Известный манифест " Wissenschaftliche Weltauffassung. Der Wiener Kreis" увидел свет в 1929 г.[8] Становится очевидным, что отмеченные события произошли соответственно через 27 и 34 года после получения Твардовским кафедры во Львове. Приводя эти факты историк Школы Воленский [1985] заключает: "Следовательно, не может быть и речи о том, чтобы Львовско-варшавская школа была генетически связана с Венским кружком. Таким образом те, кто утверждает, что Львовско-варшавская школа была неопозитивистской должны подразумевать одно из двух: или она была таковой изначально, или же эволюционировала в направлении логического эмпиризма и под его влиянием" .