Несомненной заслугой Лукасевича считается создание им многозначных логик.[37] И все же следует задаться вопросом: что послужило причиной разложения оценки "истина"? С учетом вышеизложенного, в частности, в связи с экстенсиональной интерпретацией функторов модальности, говорить о какой-то расчлененности предметов, даже таких абстрактных как истина или необходимая причина не приходится. Наверное, однозначного ответа на поставленный вопрос не существует. Однако некоторые соображения в этой связи, как кажется, должны быть высказаны.

Прежде чем приступить к поиску ответа на вопрос о причине деструкции истинностного значения в качестве камертона, создающего установку на анализ этой причины, примем во внимание некоторые соображения, касающиеся творчества Лесьневского. Если руководствоваться дихотомией философии языка, то Лукасевич и Лесьневский стоят в оппозиции друг к другу. Эту оппозицию удается проследить и в их творчестве. Можно было бы предположить, что для номиналиста Лесьневского, целью которого было имя существующего предмета, а средством достижения - связка "есть", такой целью окажется истинностное значение как предельное имя, тем более, что модус использования имени субъекта суждения совпадал с модусом истинностного значения как имени предложения. Однако так не случилось вследствие необыкновенно сильной установки Лесьневского на экстенсиональность. Платой за дерзость именовать предметы для Лесьневского была бесконечность процесса переименования.

С Лукасевичем дело обстоит иначе хотя бы потому, что исходным пунктом рассуждений для него был метафизический процесс, представляемый, например, отношением причинности; процесс дедукции стал и его целью. Мог ли Лукасевич, изгнавший из своей метафизики деятельностную субстанцию (предмет в случае суждения) считать ее результатом? Конечно нет. Результатом процесса, в частности, дедукции для Лукасевича оказалось истинностное значение, которое все же implicite рассматривалось им как процесс. Обобщенно говоря, поиск первых причин этого процесса привел Лукасевича к расчленению истинностного значения на части в полном согласии с той задачей, которую он поставил вначале своего творчества и которую характеризовал следующим образом: "Исследование свойств и законов тех целостностей, которые могут быть образованы предметами любого вида не принадлежит никакой частной науке, но является задачей отдельной теории целостности, являющейся частью метафизики". ([1907],S.54) Поэтому Лукасевич, поставивший процесс во главу угла, был обречен и результат, каковым оказалось истинностное значение, трактовать также. Общим в позициях Лукасевича и Лесьневского была экстенсиональность, сначала суждения, а потом и пропозиции. Причем в случае с Лукасевичем она подкреплялась устойчивой антипсихологической позицией, занятой в самом начале творчества. Уже в "Анализе и конструкции понятия причины" [1907] он пишет: "Логическая ошибка, которую обычно совершают философы состоит в том, что они не отличают предмет представлений от предмета означенного . Представленный предмет является и здесь чем-то, что появляется во внутреннем опыте, неким имманентным предметом, которым занимается психология; однако означенный предмет в этом случае является чем-то абстрактным и трансцендентным.[...] Кто не видит этой разницы, [тот] смешивает оба предмета и считает, что понятие существует во внутреннем опыте как некий духовный образ. Так возникает теория, которую согласно средневековой терминологии можно назвать концептуализмом, и которая также ошибочна, как номинализм, согласно которому общие понятия суть только слова". (S.11) Состояние же философии в начале XX ст. Лукасевич оценивает так: "Логика должна была уступить психологии познания; метафизику, ту давнюю, добрую метафизику в значении Аристотеля и схоластов, т.е. науку о том, что есть, поскольку оно есть [...] отодвинула теория познания и различного типа "критики".(S.11) Лукасевич не считает предмет необходимым, но полагает возможным обнаружить предмет познания посредством необходимых связей, отношений, для чего "нужно подробно проанализировать как понятие необходимости, так и свойства этого необходимого отношения".(S.26) Он не указывает, где размещен предмет его познания, но таковой, по всей видимости, опосредованно предполагает обнаружить в сфере метафизической, "поскольку необходимых связей в природе мы не наблюдаем".(S.26) Не предмет необходим, но необходимо существование предмета, которое Лукасевич рассматривает как отношение и процесс: "Итак, необходимым, как и ненеобходимым не может быть ни один предмет сам по себе; [...] не Бог необходим, но только Его существование".(S.49) О том, что формы существования (прежде всего необходимого) и формы суждения (прежде всего экзистенциального) Лукасевич считает аналогичными, об этом было сказано ранее. Подобие процессов существования и суждения подвинуло Лукасевича к тому, что т.н. конституционные свойства исследуемых им процессов также подобны. Эти свойства разделяются им на два класса: относительные свойства и безотносительные, причем первые относятся к процессам, а вторые - к результатам. Например, понятие причины является результатом, "реальным предметом", а свойства этого предмета - свойствами безотносительными.