([1907], s.64) Сложность программы Лукасевича заключалась не в том, что он не сумел найти метафизическим предметам, в качестве которых он видел прежде всего отношения действительности, логические отношения, но в том, что для обратной операции, называемой интерпретацией им даже не делались попытки отыскания экстралингвистических предметов. Единственным таким предметом как коррелятом для Лукасевича было истинностное значение, а поэтому апелляция к объективу Мейнонга носила сугубо иллюстративный характер, поэтому специализацией польской логики, одним из создателей которой был Лукасевич, стала логика предложений, а не предикатов.

Анализ следующей малоизвестной работы о Декарте [1938] демонстрирует установку польского ученого на формальнологический метод, который независим от онтологических предпосылок. В статье разбирается фундаментальный декартовский тезис: cogito, ergo sum. Высказывание, выражающее приведенный принцип, Лукасевич трактует не как предложение, но как сокращение вывода. В этом случае возникает не вопрос истинности высказывания "думаю, следовательно существую", а вопрос правильности рассуждения, для которого это выражение выступает сокращением. Это сокращение, считает Лукасевич, является просто энтимематической записью рассуждения о посылках "если думаю, то существую", "думаю" и заключении - "существую". Вопрос истинности декартовского высказывания таким образом зависит от посылок. Возникает возможность признать высказывание "если думаю, то существую" особым случаем некоторого общего закона, провозглашающего, что если некоторый предмет является каким-то предметом, в частности что-то делающим, то он существует. По мнению Лукасевича такой закон можно доказать на основании одной из теорий Лесьневского - Онтологии, тогда как вторая посылка декартовского рассуждения - "думаю", может быть понята как эмпирическое предложение, почерпнутое из психологического опыта. Лукасевич не высказывается о законности декартовского тезиса, но только предлагает его следующее обоснование: если мы хотим с использованием современного состояния знаний принять аксиому Декарта, то следует это делать указанным выше способом. А способ этот дополняет изложенный выше абрис программы реформ философии.

Итак, если ранее Лукасевич считал, что логика может предоставить философии определенный методологический образец (аксиоматический метод), то позже в [1938] он высказывает допущение, что логика может предоставить философии предпосылки по существу, в данном случае, онтологические. Очевидно, что при такой интерпретации логика начинает играть роль общей теории предметов.

Лукасевич высказывал и третий способ применения логики в философии: "Сегодня мы знаем, что существуют не только различные системы геометрии, но и различные системы логики, которые к тому же обладают тем свойством, что одни из них нельзя перевести в другие. Я верю, что одна и только одна из этих логических систем реализована в действительном мире, т.е. является реальной так, как одна и только одна геометрическая система реальна. Правда, сегодня мы не знаем, какая это система, но не сомневаюсь, что эмпирические исследования когда-нибудь покажут [...], соответствует ли эта связь одних фактов с другими двузначной логике, или же какой-то многозначной. Все априорные системы в том момент, когда мы их применяем к действительности, становятся естественнонаучными гипотезами, которые следует проверять фактами так же, как и физические гипотезы. С этим взглядом связан также мой подход к вопросам метафизики." ([1936], S206/207) Из этой цитаты можно заключить, что утверждения логики могут выполнять роль посылок в философской аргументации, если будут трактоваться эмпирически, тогда как сама по себе логика не навязывает никаких онтологических решений. В статье “В защиту логистики” Лукасевич уточняет отношение логики и онтологии: "Я хорошо знаю, что все создаваемые логические системы при тех предположениях, при которых мы их создаем, необходимо истинны. Речь может идти только о проверке онтологических предположений, находящихся где-то на дне логики, и я думаю, что поступаю согласно с методами естественных наук, если хочу следствия этих предположений проверить фактами." ([1937], S.218) Таким образом, проверке не подлежат законы логических систем (интерпретированных или нет), но онтологические предпосылки, находящиеся в глубинной структуре логики и, возможно, такой структурой для Лукасевича был принцип двузначности.

В своем отношении к философии взгляды Лукасевича не претерпели каких-либо изменений и на всем протяжении творческого пути были стабильными: научная философия возможна и отдельные ее проблемы, главным образом онтологические, являются предметами философии как науки, а как наука она может и должна использовать индукцию и дедукцию. Однако в отношениях логики к философии взгляды Лукасевича можно понимать по-разному: от признания философской нейтральности утверждений логики через возможность онтологической их интерпретации (онтологических утверждений или глубинных предпосылок) до логики как обобщенной онтологии.