Результатом этих отношений является отсутствие какого-либо сотрудничества философов и представителей конкретных дисциплин, столь полезное для обеих групп исследователей. Но и в самой философии сложившееся положение дел, считает Котарбинский, не наилучшее. Профессора философии не являются, да и не могут быть компетентны во всех частях совокупно понимаемой философии. Если они учат всему, что считается философией, то обречены на дилетантство, а если учат только тому, в чем специализируются, то оставшаяся проблематика философии оказывается в процессе обучения нетронутой. Это же можно сказать и об исследовательской практике.

Во избежание негативных последствий выход из сложившейся ситуации философы ищут, по мнению Котарбинского, в создании различных проектов философии в форме самой общей науки, в виде синтеза наук, теории науки и т.п. Но таким образом перспектива философии очерчивается с содержательной точки зрения, а с этой позиции трудно обрести согласие во взглядах. Котарбинский предлагает радикальное решение: отказаться от употребления слова «философия». Его реформа предполагает вместо употребления термина «философия» использование названий отдельных философских дисциплин. Так следует говорить не о философии вообще, а о психологии, о логике, этике, истории философии и т.д.; бессмысленно организовывать съезды философов, но следует организовывать конгрессы по логике, этике и т.д.; необходимо также ликвидировать общие философские журналы и выпускать специализированные.

Ликвидаторские предложения Котарбинского не были восприняты философским сообществом. Традиции оказались крепче, чем этого ожидал инициатор терминологической реформы. Более на своем предложении Котарбинский не настаивал и не возвращался к нему, а его проект остался грозной филиппикой без последствий. Еще и сегодня можно встретить философские факультеты, соединившие разнородные специальности с философией в ее узком понимании.

Со временем Котарбинский отошел от взглядов, изложенных выше. В концепции философии как совокупности дисциплин, развитие которых сопровождается центробежными и центростремительными тенденциями, он более не усматривал опасности. В [1936a] он выделяет четыре обобщающие концепции философии: философия как взгляд на мир, как конструкция идеала, как путь самопознания, и как критика знаний. Наиболее близкой Котарбинскому была последняя концепция, хотя он и не скрывал симпатий к концепции философии как взгляду на мир, ведущему к метафизике. Связь философии как критики знания и мировоззрения можно обнаружить во вступительной речи Котарбинского в профессорскую должность, названной «О большой и малой философии».[24] В ней автор противопоставляет созданию больших философских систем детальный анализ понятий, употреблявшихся в прошлом и используемых в настоящее время. Для Котарбинского такой анализ служил исходным пунктом в понимании (а в случае реизма - и в построении) больших философских конструкций. Будучи приверженцем малой философии Котарбинский считал, что созданию философских систем мировоззренческого толка должна предшествовать малая философия анализа.

Концепция философии как критики знаний обращена к эпистемологии и логике. С этой стороны критика знания - это семантический анализ утверждений науки и их обоснование. В результате так культивируемой философии, считает Котарбинский, оказывается возможным сформулировать условия правильного мышления и тем самым отличить научную философию от философских спекуляций. Таким образом, критика знаний позволяет отобрать проблемы, имеющие научное решение и отбросить псевдонаучные проблемы.[25] Котарбинский не предлагал никакого общего метода, позволяющего обнаружить нечетко сформулированную и потому запутанную проблему. В культивируемом им подходе можно обнаружить влияние реизма. Так он полагал, что путаницу в данной формулировке можно обнаружить непосредственно, используя интуицию в семиотическом анализе.[26] Аналитический метод Котарбинский использовал во всех областях философских знаний, не исключая нормативной этики. Работу философа он характеризовал следующим образом: «Философ как таковой не считает, и не экспериментирует. Он культивирует мышление, усовершенствует [формулировку] проблемы и понятия, утверждения и системы утверждений, совершая все это в основном внутренним усилием, направленным к пониманию истинной интенции мысли, ищущей на ощупь, к более рациональному формулированию проблем, к приведению понятий, как правило невыразительных, к полной ясности к получению очевидных утверждений и основательности систем [ ... ] . Он ведет борьбу с неясностью, с нечеткостью, с неопределенностью мышления, вооружается против всяческой нетрезвости в мышлении, часто являющейся результатом уступок укоренившемуся предрассудку или соблазнительной для сердца иллюзии, или же наконец c пристрастием, которое вырастает из личного или общественного положения самого мыслителя.» ([1957а], S.16) Но если философ «не считает, и не экспериментирует», то что в таком случае служит гарантией «пр