Тем самым я рассчитываю на то, что этой работой заинтересуются в первую очередь теоретики познания, что - не отвратившись местами трудным аппаратом понятий и методов, не используемых до настоящего в культивируемой ими области знания - они критически проанализируют содержащиеся в этой работе результаты и смогут их использовать в дальнейших исследованиях из этой области". ([1933],S.3,115)

Действительно, интерес, вызванный семантической теорией истины, был велик и в первую очередь, конечно, среди польских философов. Значимость предложенной дефиниции была признана Айдукевичем, Котарбинским, Кокошинской, Мельбергом, Чежовским; среди заграничных философов (благодаря личным контактам Тарского) она была положительно воспринята Р.Карнапом и К.Поппером. Однако появились и голоса, отрицающие философскую ангажированность семантической теории истинности и приписывающие ей роль конструкции исключительно формальной. Так Д.Гильберт и П.Бернайс ([1982],С.337) писали: "Термин определение истинности сам по себе не должен вводить нас в соблазн. Мы не должны ожидать от такого определения философского объяснения понятия истины. Напротив, в большинстве случаев речь здесь идет лишь о некотором уточнении того понимания формул, которое и без того лежит в основе обычного использования формализма, и задача такого определения заключается в том, чтобы выразить это понимание в общем виде, в его зависимости от структуры рассматриваемой формулы". Из этого замечания трудно понять, что его авторы понимают под "философским объяснением понятия истины". Очевидно одно - понятие истины как соответствие фактам их не удовлетворяет. Эти сомнения можно даже отчасти разделить, имея в виду конвенцию Т, формулирующую условия частичного определения истины. Дело в том, что соответствие устанавливается между вещами - высказываниями и фактами, к которым относятся эти высказывания. Эти вещи разной природы, или говоря иначе, из разных универсумов, что приводит к выделению семантического метаязыка (метаязык, в котором можно говорить об объектном языке, но не о фактах, к которым он относится Тарский называет "семантическим"). Вот этот семантический метаязык и является тем инструментом, при помощи которого устанавливается соответствие. Ограничения на такой метаязык являются одновременно и ограничениями частичного использования конвенции Т. Между тем философское объяснение претендует на универсальность, а понятие соответствия, предполагающее очевидность факта, таковым быть не может, ибо далеко не все факты очевидны. В примечаниях к работе "О обосновании научной семантики" [1936a] Тарский пишет: "В виде окончания добавлю, что из-за отсутствия места и времени в этом сообщении я не затронул вопроса о значении семантических понятий, особенно понятия истинности в методологии эмпирических наук; полагаюсь на то, что в будущем я найду возможность высказать несколько замечаний, которые возникают у меня в связи с этим важным вопросом". (S.57) К этому важному вопросу Тарский более не возвращался. Зато его активно разрабатывал К.Поппер [1983], вывод которого был категоричен: "Старый научный идеал episteme - абсолютно достоверного, демонстративного знания - оказался идолом". (С.229) Продолжая обсуждение дефиниции истинности Поппер выделяет два весьма важных ее аспекта: критериальность и регулятивность. Он пишет: "Одно из важных преимуществ теории объективной, или абсолютной, истины состоит в том, что она позволяет нам сказать [...], что мы ищем истину, но не знаем, когда нам удается найти ее; что у нас нет критерия истины, но мы тем не менее руководствуемся идеей истины как регулятивным принципом [...]; что хотя у нас нет общего критерия, позволяющего нам отличить истину - исключая, может быть тавтологии,- существует критерий прогрессивного движения к истине". (С.342) К сказанному добавим, что Гильберт, вероятно, хотел бы видеть такой критерий формальным и конструктивным.

Такой взгляд, в соответствии с которым только обладание определенными критериями позволяет понять, что собственно имеется в виду, Поппер называет "философией критериев", справедливо отмечая, что метатеоретическое утверждение Тарского о невозможности сформулировать универсальный критерий истины (универсализм которого по крайней мере определялся бы наличием в этой теории арифметики), это утверждение установлено при помощи понятия истины, для которого у нас нет критерия. В терминах процессов и результатов понятие критерия есть результат, который еще только предстоит получить, а потому критерий истины действительно не более, чем "регулятивный принцип" процесса установления истины. Поэтому анализ дефиниции истинного предложения должен проводится в терминах процесса, частным случаем которого является понятие выполнения. Так в частности, конвенция Т устанавливает эквивалентность оценки процесса высказывания с результатом, коим является факт реальности, тогда как дефиниция истинности есть эквивалентность процессов высказывания и выполнимости; ограничения касаются этих процессов, но не понятия истинности, особый статус которого в отношении к процессам может быть сравнен с понятием предмета, являющегося summum genus, т.