Все это задачи будущего."[28] Сегодня это будущее наступило. Пробудившийся интерес к "австрийской" философии sensu largo приносит плоды в виде многочисленных публикаций, во многих из которых подчеркиваются "семейные узы" Львовско-варшавской школы и философии Ф.Брентано.[29]


§ 4 «Я образцом для себя посчитал Сократа....»


Вынесенные в заглавие слова принадлежат К.Твардовскому и произнесены им во вступительной лекции во Львовском университете 15 ноября 1895 года. Этот день считается датой основания философской школы, названной позже Львовско-варшавской, и служат точкой отсчета событий, канва которой прослеживается в пока еще немногих обобщающих трудах, посвященных этому философскому содружеству[30]. В одном из таких исследований[31] даже говорится, что Школа возникла «из ничего», т.е. «на пустом месте». С позиции внешнего наблюдателя это действительно так. Стремление же об ъяснить побудительные мотивы, послужившие стимулом к возникновению Школы, как правило, ограничиваются ссылкой на харизматичность личности ее основателя. Однако харизма Твардовского мнимая, ибо он не скрывал ни убеждений, ни взглядов, а если и не высказывал их, например, в вопросах морали, то его поступки иногда были красноречивее слов. Можно даже сказать, что требовательный характер Твардовского являл собою воплощение нераздельности слова и поступка, когда слова становились поступками, а поступки оправдывались словами. Эта прямая зависимость слова и дела удивляла окружение Твардовского даже тогда, когда она не была редкостью и еще высоко ценилась в обществе. Как кажется, именно в таком обществе ему удалось реализовать сократовский идеал нераздельности гносеологических и этических ценностей, состоящий в том, что провозглашаемая философия подкреплялась делами, а жизнь посвящалась поискам истины.

Чаще всего факты биографии в научных публикациях ограничиваются упоминанием важнейших дат жизни и деятельности на выбранном поприще и выносятся в примечания. Поскольку жизнь и деятельность в сократовском идеале - это одно и то же, то автор посчитал невозможным их разделять и в основной части изложения.

Твардовский Казимир Ежи Адольф герба Огоньчик из Скрипны родился 20 октября 1866 г. в Вене. Хотя его отец и был государственным служащим достаточно высокого ранга, незначительные доходы семьи не позволяли всем детям дать отличное образование. После долгих хлопот отцу удалось добиться для одиннадцатилетнего Казимира места в Терезианской Академии, где будущий философ все восемь лет гимназии пробыл в закрытом учебном заведении[32]. О жизни в Терезиануме (так обычно называлась Академия, основанная Марией Терезией) Твардовский вспоминал: «В интернате поддерживалась строгая дисциплина, подчиняться которой было чрезвычайно трудно, даже мучительно. И все же я очень многим обязан Терезиануму. [...] Академия дала мне не только основательную подготовку по курсу классической гимназии и глубокие знания языков, но также способствовала совершенствованию моего тела уроками гимнастики, плавания, фехтования, конной езды и строевыми занятиями. Одним словом, она подготовила меня к терпеливому и систематическому труду, блестящим примером в котором для меня был отец, чьи советы и поучения имели большое влияние на мое дальнейшее развитие» (Твардовский [1997c] ,С.19).[33] Особенно Твардовский отмечает приобретенные в гимназии знания древних языков, оказавшихся чрезвычайно полезными в будущих занятиях философией. Конечно, не все полученные в Академии знания пригодились будущему философу, но манера их изложения, преподанная в курсе философской пропедевтики, стала отличительной чертой творчества Твардовского. Более чем через сорок лет после окончания гимназии он с гордостью и удовлетворением вспоминал, что « [...] старания воспитать в учениках способность связно, просто и по существу излагать свои мысли в моем случае не остались безуспешными» (Твардовский [1997c] ,С.20).

Первая встреча с философией произошла в библиотеке отца, где внимание подростка привлекла «Сила и материя» Бюхнера. «Так будучи учеником третьего класса гимназии - вспоминает Твардовский,- я впервые познакомился с мировоззрением, которое не только отличалось от католического, но было ему противоположным и даже враждебным» (Твардовский [1997c] ,С.20). В этом свидетельстве сквозит удивление, перешедшее много позже в критицизм и отказ принимать на веру даже общепринятые истины (за исключением, пожалуй истин морали), ибо таковые могли не оказаться истинами в «последней инстанции», каковой со временем стал для Твардовского рассудок. Другим ярким воспоминанием, относящимся к периоду учебы в гимназии, стало впечатление, вызванное чтением «Размышлений» Марка Аврелия. О нем Твардовский пишет так:» [...] без преувеличения «Размышления» римского императора стали тогда моим Евангелием. Я старался жить, строго следуя его принципам, и нашел в советах философа на троне действенное средство, помогавшее с достоинством переносить все более меня угнетавшую интернатовскую дисциплину.