Между тем аргументы этих функторов отличны от аргументов пропозициональных констант и Лукасевич прекрасно видит эту разницу, однако находясь в парадигме философии предложения он сводит путем именования отношений имена в посылках к пропозиции. Так оно и в действительности есть, ибо силлогистика оперирует реальными суждениями, которые оцениваются как ложные или истинные. Будучи логикой, силлогистика, по мнению Лукасевича, ничего не говорит о существовании. Именно поэтому Лукасевич совершенно игнорирует значение среднего термина. А ведь средний термин вследствие его тождественности в посылках - это единственный термин, из modi significandi которого (при сведении к I фиг.) можно заключить непосредственно о существовании обозначаемого предмета.[38]

Но самый "большой дефект аристотелевской логики", по мнению Лукасевича, состоит в том, что "в ней не нашлось места единичным терминам и предложениям". ([1951a], С.40) О единичных терминах в предложениях вида "то белое есть Сократ" можно сказать вслед за Аристотелем, что они бывают "случайно" истинными. Эту случайность можно объяснить тем, что Аристотель не хотел ничем ограничивать форму суждения, сознательно разделив определение и суждение (реальное ). Если бы он осознавал, что номинальное суждение как вид определения поставляет имена для суждения реального, то не отмечал бы, что единичный термин не может быть предикатом истинного предложения, так же как и наибольший термин не может быть субъектом такого предложения. Лукасевич приводит это замечание Аристотеля в своей работе и приветствует его потому, что общий термин открывает путь к переменным в силлогистике, введение которых польский логик считает величайшей заслугой древнегреческого логика. И это понятно, ведь переменная - это путь к формализации, которую Лукасевич считает предпосылкой научного изложения. Формализации же в логическом творчестве самого Лукасевича подвергается главным образом предложение.




--------------------------------------------------------------------------------

[1] Статья Лукасевича “Логика и психология” является публикацией доклада, представлявшего взгляды Гуссерля и прочитанного тремя годами ранее - 11 и 25 мая 1904 г. на заседаниях Польского Философского Общества во Львове [1904]. В нем Лукасевич приводил те же аргументы, что и позже оказались в статье. Выступление вызвало оживленную дискуссию, участники которой горячо защищали психологизм. Отчет о заседании Общества был напечатан в “Пшеглёнде филозофичнем” (не исключено, что его подготовил сам Лукасевич). В нем сказано: “На обоих заседаниях докладчик весьма решительно выступил против направления психологизма в логике, отмечая, что это направление не принесло логике никакой пользы, но может нанести ей серьезный урон. Выводы докладчика не сумели переубедить большинство собравшихся, которые горячо защищали психологизм” ([1904], S.477).

[2] Дневник (не опубликован), S.56-57. Цитата приводится по Воленский ([1997], S.32). Оригинал находится в Архиве Варшавского университета.

[3] Последнее издание оказалось в 1994 г. в популярном математическом журнале для школьников (Gradient, R.III, N.3-4,Warsawa. S.75-99)с комментариями проф. А. Гжегорчика.

[4] Свой разрыв со Львовской школой Твардовского Лукасевич оценивал следующим образом: «Благодаря занятиям логикой с учетом ее математической направленности я полностью отстранился от Твардовского. Как кажется, Твардовский не обладал математическими способностями и математическая логика осталась для него навсегда чуждой. Главным, в чем я обязан Твардовскому – это не логические или философские знания, ни точность мышления, но способность ясного представления и изложения даже труднейших вопросов и взглядов. Этой способностью Твардовский обладал в высочайшей степени и я старался как-то подсмотреть, как это делается. Благодаря тому, что Твардовский умел ясно мыслить и ясно говорить он был совершенным учителем и имел так много учеников. Однако точности мышления я научился не у Твардовского. Что значит мыслить ясно я узнал лишь у Лесьневского в Варшаве».(Pamietnik J.Lukasiewicza. Archiwum Uniwersytetu Warszawskiego. Spuscizna J.Lukasiewicza. Akc.143.S.61. Цит. по Jadczak [1997], S.49).

[5] Цит. по Воленский [1985], S.81.

[6] Тарский был единственным докторантом Лесьневского. Этот факт не приуменьшает роли Лесьневского в развитии Школы. Отсутствие учеников у Лесьневского можно объяснить свойствами его характера: капризный и раздражительный в общении, педантичный в том, что писал и говорил Лесьневский был убежден в значимости своих работ и их оригинальности. Вместе с тем, его влияние на коллег было значительным. В предисловии к «Элементам» (1929) Котарбинский писал: «Без сомнения более всего я почерпнул от проф. др. Станислава Лесьневского. Во многих местах книги я выразительно это отмечаю. Но это в важнейших и наиболее выразительных местах. Помимо этого я признаю, что мое мышление до глубины пропитано влиянием этого необычного ума, бесценным даром которого благосклонная судьба позволила мне в течении ряда лет пользоваться в общении почти ежедневном.