[73] Ruch Filozoficzny, 1911, t.1, nr.7, s.138-139.

[74] Ruch Filozoficzny, 1925, t.9, s.276.

[75] Nauka Polska. t.5, 1925, s.176-181.

[76] S.Blachowski. Ein slavischer philosophischer Kongres in Prag. Teilnahme der polnischen Philosophen.//Prager Presse, 1923, Jg.III, N.213/5.VIII (Morgen-Ausgabe).

[77] W.Witwicki. Miedzynarodowy zjazd filozoficzny w Neapolu// Ruch Filozoficzny, t.8,nr.7-8,1924.

[78] Поскольку время проведения философского съезда совпадало со временем съезда польских математиков, то во избежание коллизии дат было предложено войти в контакт с Комитетом съезда математиков. Первый съезд польских математиков, созванный по призыву Львовского отделения Общего собрания польского математического общества, состоялся во Львове 7-10 сентября 1927 г. Этот съезд собрал более 200 участников, которые заседали, среди прочих, в секциях логики, оснований математики, дидактики, истории и философии математики. Среди докладчиков были С.Яськовский, Я.Лукасевич, В.Серпинский, Х.Штейнгауз, А.Тарский и З.Завирский, т.е. участники проходившего позже философского съезда. На своем съезде математики приняли решение провести в 1929 г. съезд математиков славянских стран и такой съезд действительно состоялся.

[79] Сын В.Витвицкого.

[80] Содержание доклада Бердяева излагается по тексту реферата на польском языке, опубликованного в "Пшеглёнде филозофичнем".

[81] Выступления Лесьневского были развиты в серии статей с общим названием "Об основах математики", которые затем были напечатаны в "Пшеглёнде Филозовичнем. См. Лесьневский [1927],[1928],[1929a],[1930],[1931].

[82] Имеются в виду VIII Международный философский съезд в Праге (1934) и Международный съезд научной философии в Париже (19350.

[83] По состоянию здоровья Твардовский не смог прибыть в Краков. В письме к председателю Исполнительного комитета он писал: "Это для меня большая честь, что вы Господа подумали о возможности пригласить меня с докладом на открытие съезда. К сожалению, абсолютно не может быть речи о том, чтобы я прибыл на съезд. Моему сердцу будет больно, когда вы Господа будете заседать в Кракове, а я буду сидеть во Львове. Но как всегда лекарство против этой боли сердца мне предоставит стоицизм". Архив К.Твардовского, Библиотека IFiS PAN, папка К-19. Цитируется по Tyburski[1995].

[84] Это мнение наиболее распространенное среди польских историков Львовско-варшавской школы. См., например, Wolenski[1985].

[85] В предисловии к своей книге Татаркевич[1947] приводит эпизод из истории ее создания: "Во время Варшавского восстания в августе 1944 г. мне удалось забрать рукопись из горящего дома. По дороге в прушковский концлагерь ее отобрал немецкий офицер, осматривающий мой чемодан. "Научная работа? Это уже не потребуется, - кричал он, - польской литературы уже нет". И выбросил рукопись в сточную канаву. Рискуя жизнью, я поднял ее - таким образом работа была спасена. Однако собранные для нее в течении десятилетий материалы сгорели вместе с варшавским домом. И поэтому комментарии к книге неполны"(C.29).

[86] Бохеньский и Йордан занялись также советологией.

[87] К таковым себя причисляет Анджей Гжегорчик, первый послевоенный ассистент Т.Котарбинского, начавший учебу на тайных университетских занятиях профессоров Варшавского университета.

[88] Как кажется, здесь автор имеет в виду, по аналогии с логическими оценками, анализ этических и эстетических оценок в т.н. оценочных суждениях.

[89] Постулат ясности изложения был повсеместно принят во Львовско-варшавской школе, хотя не всегда в такой радикальной форме, как у Твардовского. Польские философы особенно не уклонялись, как это рекомендовал Твардовский, от "отгадывания" смысла воззрений, которые часто воспринимаются как неясные. Примером может служить анализ неокантианства Айдукевичем [1937]. Пожалуй только логики - Лукасевич и Лесьневский были склонны разделять радикальную позицию своего учителя. Но у них ясность связывалась с употреблением символического языка, область которого, очевидно, ограничена.

[90] В польской литературе можно встретить мнение, что замечания Твардовского о символомании были направлены против Лукасевича. Против подобного взгляда протестует Воленский [1985], считая его совершенно безосновательным в силу того обстоятельства, что в работе Твардовского не упоминается имя Лукасевича. Воленского не смущает намерение Лукасевича перестроить всю философию при помощи аксиоматического метода, хотя он и признается, что «убеждение, будто философию не удается улучшить, поскольку не удается ее формализовать, конечно, ошибочно, но с символоманией оно не имеет ничего общего».(S.44)

[91] Учения стоиков и брентанистов - это крайние вехи на долгом пути номиналистического подхода к созданию теории суждений, усматривавшего в суждении прежде всего предмет, который судится. В Новое время предшественниками Брентано были Гоббс и Лейбниц.

[92] Воображения и понятия являются необходимым условием суждений на том основании, что прочие психические явления - суждения, чувства (к этому делению Брентано Твардовский добавляет волеизлияние) проявляют полярность, а названные выше - нет.