А поскольку цель-в-себе и приводящие к ней манипуляции часто становятся "любимым занятием и источником большого интеллектуального наслаждения", т.е. обладают теми же чертами, что и графомания, эротомания и т.п., то Твардовский, по аналогии с названными маниями, спрашивает: почему нельзя говорить также и о символомании? В виде негативного дополнения к символомании Твардовский выделяет прагматофобию, обозначая этим выражением столь "знаменательное для символоманов неприятие вещей, т.е. того, что символы, будучи знаками вещей в общем значении этого слова, символизируют. Символы и способы их комбинирования являются чем-то, что выдумано человеком; поэтому, считает Твардовский, здесь простор для далеко идущего произвола и для свободных конвенций, тогда как вещи, обозначенные символами, совместно с существующими между именами отношениями вообще-то являются чем-то независимым от человеческой мысли, вследствие чего они не допускают никакого произвола и не подвержены никаким конвенциям.»(S.396)

Благодатной почвой для развития символомании и прагматофобии является математика. Ее использование в логике далеко от совершенства, что по мнению Твардовского, подтверждает тот факт, что не существует единой повсеместно принятой логистической символики, но этих символик несколько - как и систем логистики - с весьма различными степенями удобства. Идущая от математикоидального характера логической символики опасность главным образом состоит в переоценивании сделанных открытий и точности всего аппарата, а ее «создатели склонны считать, что открыли в ней способ решения всех проблем, которых в данной области до сего времени не удавалось решить ранее существующими средствами.»(S.404) Тенденция к возвышению символов над вещами, предостерегает Твардовский, может привести к тому, что «вещи нагнуться к символам, а это значит, что о вещах утверждается то, что следует из символических предположений и действий, невзирая на то, что говорят сами о себе вещи, или даже вопреки тому, что говорят сами о себе вещи.» (S.404) К сказанному Твардовский добавляет: «Очевидно, не следует приписывать символоманию и прагматофобию самой символике; эти чрезмерные излишества появляются только там, где существуют соответствующие психические условия. Не относится к самой символике, являющейся прекрасным и необходимым средством научных исследований, и все то, что еще отрицательного можно сказать о символомании и прагматофобии. А поэтому вышеприведенные выводы обращены не против символики.» (S.405) Таким образом, Твардовский выступает не против символики, а против злоупотребления символикой.[90]

В целом Львовско-варшавская школа была против символомании и высказывала весьма глубокое почтение для вещи; ей нельзя также приписывать и прагматофобию. Тезис, что символ представляет вещь, а не замещает ее стал одним из канонов школы. В конечном счете иначе и не могло быть, если философы Львовско-варшавской школы принимали вслед за Твардовским тезис о интенциональной значимости знаков и их семантической прозрачности.

Теперь мы обратимся к эмоциональной окрашенности выражений естественного языка. Эта тема была затронута Твардовским, возможно, потому, что основой формирования многих критериев, например, этического или эстетического в традициях брентанизма служит суждение; с другой стороны, суждение является категорематическим выражением, в котором дан предмет, к которому и направлены чувства. Рассмотрим на примере небольшой заметки «К вопросу о классификации чувств» [1906 b ] параллелизм чувств убеждения и выражающих их суждений. Твардовский пишет, что эти чувства Мейнонг подразделяет на два класса: логические чувства и чувства оценки. Признаком первых является независимость, признаком вторых - зависимость качества чувства от качества суждения, создающего основу чувства. Например, историк, стремясь прийти к убеждению, является ли некоторый документ аутентичным или поддельным, ощущает чувство удовлетворения, если решит эту задачу. Таким образом, в нем возникнет приятное чувство вследствие появления суждения, причем это чувство будет приятным безотносительно к тому, является ли результатом исследования историка признание или же отрицание подлинности документа. Историк попросту радуется выяснению этого вопроса. Дело обстоит иначе, если некто будет удовлетворен признанием, которым его наделяет окружение. Здесь удовлетворение обусловлено утвердительным суждением, констатирующим существование этого признания; отрицательное суждение с этим же содержанием, говорящее что этого признания нет, подменяет чувство удовлетворения чувством горечи.

По мнению Твардовского представленное выше деление чувств убеждения на логические чувства и чувства оценки требует коррекции. Если утверждается, что для качества логических чувств качество суждения безразлично, если как утвердительное, так и отрицательное суждения могут служить основанием приятного (удовлетворительного) логического чувства, то возникает вопрос: когда и при каких условиях появляется неприятное логическое чувство. Обычно отвечают, что тогда, когда невозможно высказать какое-либо суждение, когда для того, используя приведенный выше пример, историк не может решить поставленную проблему, не может прийти ни к утвердительному, ни к отрицательному суждению о подлинности документа.