Доказательство здесь не показывает, что данное понятие (например, понятие
того, что происходит) прямо ведет к другому понятию (понятию причины), так
как такой переход был бы недопустимым скачком; оно показывает, что сам
опыт, стало быть объект опыта, был бы невозможен без такой связи.
Следовательно, доказательство должно вместе с тем показывать возможность
прийти синтетически и a priori к определенному знанию о вещах, которое не
содержалось в их понятии. Без этой предусмотрительности доказательства,
подобно воде, выступившей из берегов, бурно устремляются туда, куда их
случайно ведет поток скрытых ассоциаций. Видимость убедительности,
основанная на субъективных причинах ассоциации и принимаемая за уразумение
естественного сродства, не может уравновесить сомнения, неизбежно
возникающего по поводу таких рискованных шагов. Поэтому все попытки
доказать закон достаточного основания, по общему признанию сведущих людей,
были тщетны; и, пока не появилась трансцендентальная критика, философы, не
будучи в состоянии покинуть этот принцип, предпочитали упрямо ссылаться на
здравый человеческий рассудок (прибежище, все да показывающее, что дело
разума находится в отчаянном положении), нежели искать новые догматические
доказательства.

Но если положение, подлежащее доказательству, есть утверждение чистого
разума и я хочу посредством одних лишь идей выйти даже за пределы своих
эмпирических понятий, то еще более необходимо, чтобы доказательство
содержало в себе оправдание такого шага синтеза (если бы только он был
возможен), как необходимое условие своей убедительности. Поэтому, как бы
вероятным ни казалось мнимое доказательство простой природы нашей мыслящей
субстанции, основанное на единстве апперцепции, все же оно неизбежно
вызывает следующие сомнения, так как абсолютная простота не есть понятие,
которое может быть непосредственно отнесено к восприятию, а должна быть
выведена как идея, то нельзя понять, каким образом чистое сознание, которое
содержится или по крайней мере может содержаться во всяком мышлении, хотя
оно в этом смысле есть простое представление, должно привести меня к
сознанию и знанию вещи, в которой единственно и может содержаться мышление.
Действительно, если я представляю себе силу какого-то тела в движении, то
оно в этом отношении есть для меня абсолютное единство, и мое представление
о нем оказывается простым; поэтому я могу выразить это представление также
через движение точки, потому что объем тела здесь ни при чем и мыслим без
убавления силы уменьшенным как угодно, следовательно, также и находящимся в
одной точке. Однако отсюда я не стану заключать, что если мне дана только
движущая сила тела, то тело должно мыслиться как простая субстанция, так
как представление о нем отвлечено от всякой величины объема и,
следовательно, есть простое представление. Тем самым я обнаруживаю
паралогизм, так как простое в абстракции совершенно отлично от простого в
объекте, и Я, которое в первом значении не содержит в себе никакого
многообразия, во втором значении, когда оно означает самое душу, может быть
очень сложным понятием, а именно может содержать под собой и обозначать
очень многое. Однако, чтобы заранее догадываться об этом паралогизме (ведь
без такого предварительного предположения у нас не возникло бы никакого
подозрения относительно [правильности] доказательства), крайне необходимо
иметь под рукой постоянный критерий возможности таких синтетических
положений, которые хотят доказать больше, чем может дать опыт; этот
критерий заключается в том, чтобы вести доказательство не прямо к
требуемому предикату, а лишь через посредство принципа возможности,
требующего расширять данное нам априорное понятие до идеи и реализовать ее.
Если мы всегда прибегаем к этой предосторожности, если, прежде чем пытаться
доказывать, мы предусмотрительно советуемся с собой, как и на каком
основании мы можем надеяться на такое расширение с помощью чистого разума и
откуда мы собираемся заимствовать в подобном случае эти знания, которые не
могут быть развиты из понятий и антиципированы по отношению к возможному
опыту,- то мы можем избавить себя от многих тяжелых и вместе с тем тщетных
усилий, так как не станем требовать от разума ничего такого, что явно
превосходит его силы, или, вернее, подчиним дисциплине воздержанности
разум, который неохотно допускает ограничение своей страсти к
спекулятивному расширению.

Итак, первое правило гласит: нельзя пытаться строить трансцендентальные
доказательства, заранее не обдумав и, стало быть, не будучи уверенным,
откуда вы хотите взять свои основоположения, на которых собираетесь
построить такие доказательства, и на каком основании вы ожидаете от них
успеха для своих выводов. Если это основоположения рассудка (например,
основоположение о причинности), то тщетно было бы пытаться дойти
посредством них до идей чистого разума, так как они годны только для
предметов возможного опыта.