Это умопостигаемое основание вовсе не затрагивает эмпирических
вопросов и касается разве только мышления в чистом рассудке; и, хотя
результат этого мышления и действия чистого рассудка встречается в
явлениях, тем не менее необходимо, чтобы их можно было полностью объяснить
из их причины в явлении на основании законов природы, следуя чисто
эмпирическому характеру их как высшему основанию для объяснения и не
обращая внимания на умопостигаемый характер, составляющий
трансцендентальную причину эмпирического характера и совершенно неизвестный
нам, за исключением лишь того, что он указывается эмпирическим характером
как своим чувственным знаком. Приложим это к опыту. Человек есть одно из
явлений чувственно воспринимаемого мира и постольку также одна из
естественных причин, каузальность которой необходимо подчинена эмпирическим
законам. Как такая причина, он должен также обладать эмпирическим
характером, подобно всем другим вещам в природе. Мы наблюдаем этот характер
благодаря тем силам и способностям, которые он обнаруживает в своих
результатах. В неодушевленной, а также чисто животной природе мы не находим
никакого основания мыслить какую-нибудь способность чувственно не
обусловленной. Но человек, познающий всю остальную природу единственно лишь
посредством чувств, познает себя также посредством одной только
апперцепции, и притом в действиях и внутренних определениях, которые он
вовсе не может причислить к впечатлениям чувств; с одной стороны, он для
себя есть, конечно, феномен, но, с другой стороны, а именно в отношении
некоторых способностей, он для себя чисто умопостигаемый предмет, так как
деятельность его вовсе нельзя причислить к восприимчивости чувственности.
Мы называем эти способности рассудком и разумом; главным образом последний
совершенно особо и существенно отличается от всех эмпирически обусловленных
способностей, так как рассматривает свои предметы только исходя из идей и
по ним определяет рассудок, который затем дает эмпирическое применение
своим (правда, также чистым) понятиям.

Что этот разум имеет причинность, по крайней мере мы можем себе представить
его имеющим причинность, - это ясно из императивов, которые мы предписываем
как правила действующим силам во всем практическом. Долженствование служит
выражением особого рода необходимости и связи с основаниями, нигде больше
во всей природе не встречающейся. Рассудок может познать о природе только
то, что в ней есть, было или будет. Невозможно, чтобы в природе нечто
должно было существовать иначе, чем оно действительно существует во всех
этих временных отношениях; более того, если иметь в виду только
естественный ход событий, то долженствование не имеет никакого смысла. Мы
не можем даже спрашивать, что должно происходить в природе, точно так же
как нельзя спрашивать, какими свойствами должен обладать круг; мы можем
лишь спрашивать, что происходит в природе или какими свойствами обладает
круг.

Этим долженствованием обозначается возможный поступок, мотивом для которого
служит лишь понятие, между тем как основанием действия одной лишь природы
необходимо служит всегда явление. Конечно, необходимо, чтобы поступок, на
который направлено долженствование, был возможен при естественных условиях,
но эти условия имеют отношение не к определению самой воли, а только к
действию и результатам ее в явлении. Сколько бы ни было естественных
мотивов, побуждающих меня к хотению, сколько бы ни было чувственных
возбуждений, они не могут породить долженствование- они могут произвести
лишь далеко не необходимое, а всегда обусловленное хотение, которому
долженствование, провозглашаемое разумом, противопоставляет меру и цель,
более того, запрет и авторитет. Имеет ли разум дело с предметом одной лишь
чувственности (приятное) или же с предметом чистого разума (добро), он не
уступает эмпирически данному основанию и не следует порядку вещей, как они
показаны в явлении, а совершенно спонтанно создает себе собственный порядок
исходя из идей, приспособляя к ним эмпирические условия и сообразно им
объявляя необходимыми даже такие поступки, которые все же не совершались и,
быть может, не будут совершены, но в отношении всех этих поступков разум
предполагает, что он может содержать их причину, так как в противном случае
он не ожидал бы от своих идей действий в опыте.

Остановимся теперь на этом и допустим по крайней мере возможность того, что
разум действительно имеет причинность в отношении явлений. В таком случае
он должен, хотя он и разум, обнаружить эмпирический характер, так как
всякая причина предполагает правило, согласно которому определенные явления
следуют как действия, и каждое правило требует единообразия действий,
лежащего в основе понятия причинности (как способности); это понятие,
поскольку оно должно выясняться из одних лишь явлений, мы можем назвать
эмпирическим характером, который отличается постоянством, несмотря на то
что [его] действия являются по-разному в зависимости от сопутствующих и
отчасти ограничительных условий.