Поэтому в дальнейшем исследовании мы будем называть априорными знания,
безусловно независимые от всякого опыта, а не независимые от того или иного
опыта. Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только
a posteriori, т. е. посредством опыта. В свою очередь из априорных знаний
чистыми называются те знания, к которым совершенно не примешивается ничто
эмпирическое. Так, например, положение всякое изменение имеет свою причину
есть положение априорное, но не чистое, так как понятие изменения может
быть получено только из опыта.


II. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок
никогда не обходится без них

Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое
знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает
теми или иными свойствами, но мы не узнаем при этом, что он не может быть
иным. Поэтому, во-первых, если имеется положение, которое мыслится вместе с
его необходимостью, то это априорное суждение; если к тому же это положение
выведено исключительно из таких, которые сами в свою очередь необходимы, то
оно безусловно априорное положение. Во-вторых, опыт никогда не дает своим
суждениям истинной или строгой всеобщности, он сообщает им только условную
и сравнительную всеобщность (посредством индукции), так что это должно,
собственно, означать следующее: насколько нам до сих пор известно,
исключений из того или иного правила не встречается. Следовательно, если
какое-нибудь суждение мыслится как строго всеобщее, т. е. так, что не
допускается возможность исключения, то оно не выведено из опыта, а есть
безусловно априорное суждение. Стало быть, эмпирическая всеобщность есть
липа произвольное повышение значимости суждения с той степени, когда оно
имеет силу для большинства случаев, на ту степень, когда оно имеет силу для
всех случаев, как, например, в положении все тела имеют тяжесть. Наоборот,
там, где строгая всеобщность принадлежит суждению по существу, она
указывает на особый познавательный источник суждения, а именно на
способность к априорному знанию. Итак, необходимость и строгая всеобщность
суть верные признаки априорного знания и неразрывно связаны друг с другом.
Однако, пользуясь этими признаками, подчас бывает легче обнаружить
случайность суждения, чем эмпирическую ограниченность его, а иногда,
наоборот, более ясной бывает неограниченная всеобщность, приписываемая нами
суждению, чем необходимость его; поэтому полезно применять отдельно друг от
друга эти критерии, из которых каждый безошибочен сам по себе.

Нетрудно доказать, что человеческое знание действительно содержит такие
необходимые и в строжайшем смысле всеобщие, стало быть, чистые априорные
суждения. Если угодно найти пример из области наук, то стоит лишь указать
на все положения математики; если угодно найти пример из применения самого
обыденного рассудка, то этим может служить утверждение, что всякое
изменение должно иметь причину; в последнем суждении само понятие причины с
такой очевидностью содержит понятие необходимости связи с действием и
строгой всеобщности правила, что оно совершенно сводилось бы на нет, если
бы мы вздумали, как это делает Юм, выводить его из частого присоединения
того, что происходит, к тому, что ему предшествует, и из возникающей отсюда
привычки (следовательно, чисто субъективной необходимости) связывать
представления. Даже и не приводя подобных примеров в доказательство
действительности чистых априорных основоположений в нашем познании, можно
доказать необходимость их для возможности самого опыта, т. е. доказать a
priori. В самом деле, откуда же сам опыт мог бы заимствовать свою
достоверность, если бы все правила, которым он следует, в свою очередь
также были эмпирическими, стало быть, случайными, вследствие чего их вряд
ли можно было бы считать первыми основоположениями. Впрочем, здесь мы можем
довольствоваться тем, что указали как на факт на чистое применение нашей
познавательной способности вместе с ее признаками. Однако не только в
суждениях, но даже и в понятиях обнаруживается априорное происхождение
некоторых из них. Отбрасывайте постепенно от вашего эмпирического понятия
тела все, что есть в нем эмпирического: цвет, твердость или мягкость, вес,
непроницаемость; тогда все же останется пространство, которое тело (теперь
уже совершенно исчезнувшее) занимало и которое вы не можете отбросить.
Точно так же если вы отбросите от вашего эмпирического понятия какого
угодно телесного или нетелесного объекта все свойства, известные вам из
опыта, то все же вы не можете отнять у него то свойство, благодаря которому
вы мыслите его как субстанцию или как нечто присоединенное к субстанции
(хотя это понятие обладает большей определенностью, чем понятие объекта
вообще). Поэтому вы должны под давлением необходимости, с которой вам
навязывается это понятие, признать, что оно a priori пребывает в нашей
познавательной способности.