Все аподиктические положения (как полученные путем доказательства, так и
непосредственно достоверные) я делю на догмы и матемы. Синтетические
положения, прямо полученные из понятий, суть догмы, а синтетические
положения, полученные путем конструирования понятий, суть матемы.
Аналитические суждения не дают нам, собственно, большего знания о предмете,
чем то, которое содержится уже в нашем понятии о нем, так как они не
расширяют знания за пределы понятия субъекта, а только разъясняют это
понятие. Потому они и не могут в собственном смысле слова называться
догмами (этот термин можно, пожалуй, перевести словами установленное
положение). А из упомянутых двух видов априорных синтетических положений,
согласно общепринятому словоупотреблению, могут так называться те, что
принадлежат только к философскому знанию, и вряд ли можно назвать догмами
положения арифметики или геометрии. Следовательно, наше объяснение, что
догматическими могут называться только суждения, основанные на понятиях, а
не на конструировании понятий, подтверждается этим словоупотреблением.

Весь чистый разум в своем лишь спекулятивном применении не содержит ни
одного синтетического суждения, непосредственно основанного на понятиях.
Действительно, посредством идей он не способен, как мы показали, создать ни
одного синтетического суждения, которое имело бы объективную значимость; а
посредством рассудочных понятий он создает, правда, надежные
основоположения, однако не прямо из понятий, а всегда лишь косвенно, через
отношение этих понятий к чему-то совершенно случайному, а именно к
возможному опыту; если предполагается опыт (нечто как предмет возможного
опыта), то они, конечно, аподиктически достоверны, но сами по себе (прямо)
они даже не могут быть познаны a priori. Так, положение все происходящее
имеет причину никто не может как следует усмотреть из одних этих данных
понятий. Поэтому оно не есть догма, хотя с другой точки зрения, а именно в
единственной сфере своего возможного применения, т. е. в сфере опыта, оно
вполне может быть доказано аподиктически. Но, хотя его и должно доказать,
оно называется основоположением (Grundsatz), а не теоремой (Lehrsatz), так
как оно обладает тем особенным свойством, что только оно делает возможным
само основание своего доказательства, а именно опыт, и всегда должно
предполагаться при нем.

Если в спекулятивном применении чистого разума нет никаких догм также и по
содержанию, то всякий догматический метод, заимствован ли он из математики
или изобретен самостоятельно, сам по себе непригоден для него.
Действительно, он только скрывает ошибки и заблуждения и обманывает
философию, подлинная цель которой состоит в том, чтобы проливать самый
ясный свет на все шаги разума. Тем не менее метод [философии] всегда может
быть систематическим. Действительно, наш разум (субъективно) сам есть
система, однако в своем чистом применении, посредством одних лишь понятий,
он есть лишь система исследования, исходящая из основоположений о единстве,
материал для которого может быть дан только опытом. Но о собственном методе
трансцендентальной философии здесь ничего нельзя сказать, так как мы
занимаемся только критикой своих способностей, дабы узнать, можем ли мы
вообще строить и как высоко мы можем возвести здание из имеющегося у нас
материала (из чистых априорных понятий).


ПЕРВОЙ ГЛАВЫ


РАЗДЕЛ ВТОРОЙ


Дисциплина чистого разума в его полемическом применении

Во всех своих начинаниях разум должен подвергать себя критике и никакими
запретами не может нарушать ее свободы, не нанося вреда самому себе и не
навлекая на себя нехороших подозрений. Здесь нет ничего столь важного по
своей полезности и столь священного, что имело бы право уклоняться от этого
испытующего и ревизующего исследования, не признающего никаких авторитетов.
На этой свободе основывается само существование разума, не имеющего никакой
диктаторской власти, и его приговоры всегда есть не что иное, как согласие
свободных граждан, из которых каждый должен иметь возможность выражать свои
сомнения и даже без стеснения налагать свое veto.

Но хотя разум никогда не может уклониться от критики, он не всегда имеет
основание опасаться ее. В своем догматическом (не математическом)
применении чистый разум не настолько отдает себе отчет в самом точном
соблюдении своих высших законов, чтобы выступать перед критическим оком
высшего и творящего суд разума без боязни и сохраняя свои притязания на
догматический авторитет.

Но все обстоит иначе, когда он имеет дело не с цензурой судьи, а с
притязаниями своего согражданина и должен только защищаться против них.