Слово пайдиа вряд ли могло
служить для указания на более высокие формы игры: слишком уж неразрывно была
связана с ним мысль о детях. Более высокие формы игры находят поэтому свое
выражение в таких односторонне ограниченных терминах, как агон (агон) --
состязание, схоладзейн (схоладзейн) -- проводить досуг, диагоге (диагоге) --
буквально, препро-вождение. Поэтому от греков ускользнула возможность признать
то, что все эти понятия по существу объединяются в одном общем понятии, как это
ясно выражено в латинском ludus, а также и в новоевропейских
155 Homo ludens
языках. Отсюда та трудность, с которой столкнулись Платон и Аристотель, выясняя,
представляет ли музыка, и в какой степени, нечто большее, чем игру.
У Платона названное место далее гласит2:
О том, что не заключает в себе ни пользы, ни истины, ни какой-либо ценности как
подражание, но и не является вредоносным, лучше всего судить по степени
очарования, харис (харис), которое в нем заложено, и наслаждению, которое оно
дарит. Подобное удовольствие, которое не содержит в себе сколько-нибудь
достойных упоминания вреда или пользы, это и есть игра, пайдиа (пайдиа).
Заметим, что все это по-прежнему относится к музыкальному исполнению. -- Но в
музыке следует искать чего-то более высокого, чем таких наслаждений, и-, здесь
Платон идет далее, о чем речь будет несколько ниже. Аристотель говорит3, что
природу музыки определить нелегко, равно как и пользу, заложенную в знании
музыки. Не ради игры ли, пайдиа -- что можно было бы перевести здесь как
развлечение, -- и отдохновения люди желают музыки, подобно тому, как они желают
сна или питья, которые сами по себе также не могут быть названы ни важными, ни
серьезными (спудайа, спудайа), но приятными и изгоняющими заботы? Некоторые
потребляют музыку именно таким образом и к триаде , сон--питье--музыка добавляют
еще и танец. Или нам следует говорить, что музыка ведет к добродетели, поскольку
она, подобно тому как гимнастика делает здоровым тело, взращивает определенный
этос, то есть приучает нас к праведным наслаждениям? Или же, полагает
Аристотель, -- и это уже третья точка зрения - она содействует духовному
отдохновению, диагоге, и знанию, фронесис (фронесис) ?
Это диагоге в свете нашего изложения -- очень важное слово. Буквально оно
означает препровождение времени, но передавать его как времяпрепровождение
допустимо лишь в том случае, если находиться на позициях аристотелевского
противопоставления труда -- и свободного времени. Теперь, говорит Аристотель4,
многие занимаются музыкой только ради удовольствия, но в старину ее связывали с
воспитанием (пайдейа), ибо сама природа требует, чтобы мы могли не только хорошо
трудиться, но так же хорошо могли бы и пребывать в праздности5. Ибо это
(праздность) -- начало всего. Праздность предпочтительнее труда и есть цель,
телос (телос) последнего. Это обращение вспять обычного для нас представления
опять-таки следует понимать в свете непричастности к наемному труду,
естественной для свободного эллина и позволявшей ему посредством благородных и
формирующих его натуру занятий устремляться к своей жизненной цели (телос).
Вопрос поэтому в том, как именно тратить свободное время (схола). Не за игрою,
ибо тогда игра была бы нашей жизненной целью. Это невозможно (принимая во
внимание, что для Аристотеля пайдиа означает всего-навсего детскую игру,
развлечение). Игры служат лишь отдохновением от труда, вроде некоего снадобья:
они снимают душевное напряжение и успокаивают. Праздность же словно бы в себе
самой таит наслаждение, счастье и радость жизни. Именно это счастье -- то есть
более не стремиться к тому,
156 Глава Х
чего не имеешь, -- и есть жизненная цель, телос. Наслаждение, однако, не все
видят в одном и том же. Наилучшее наслаждение получают наи-лучшие люди с
наиболее благородными чаяниями. Поэтому ясно, что для препровождения свободного
времени6 следует в чем-то образовы-вать себя, чему-то учиться, а именно тем
вещам, которым люди учатся и которые взращивают в себе не из-за их необходимости
для работы, но ради себя самих. И поэтому предки причисляли музыку к пайдейа --
воспитанию, формированию, образованию -- как нечто, не являющееся необходимым
или полезным, подобно чтению и письму, и пригодное лишь для препровождения
свободного времени.
Вот изложение, в котором разграничительные линии между игрой и серьезностью, а
также критерии оценки того и другого, если мерить их нашими мерками, оказываются
значительно сдвинутыми. диагоге незаметно приобрело здесь значение
интеллектуального и эстетического занятия и удовольствия, которые приличествуют
свободному человеку. Детям, говорится там7, диагоге еще недоступно, ибо это
конечная цель, совершенство, а для еще не совершенных совершенное недостижимо.