А пока она ощипывала
птиц, помогла и Этеве построить временное укрытие.
-- Ты уверен, что будет дождь? -- спросила я, поглядывая в чистое
безоблачное небо.
-- Если старый Камосиве сказал, что будет дождь, значит, будет, --
ответил Этева. -- У него такой же нюх на дождь, как у других на еду.
Получилась маленькая уютная хижина. Передний шест был выше двух задних,
но не настолько высок, чтобы позволить встать во весь рост. Шесты
соединялись длинными палками, что придавало всему сооружению треугольную
форму. Крыша и задняя стенка были накрыты пальмовыми листьями. На землю мы
постелили банановые листья, поскольку тонкие шесты не удержали бы трех
гамаков.
Собственно говоря, Этева построил убежище не столько ради удобства
моего и Ритими, сколько для себя. Промокнув под дождем, он мог бы стать
виновником того, что ребенок у Тутеми родится мертвым или увечным.
На костре, который развел в хижине Этева, Ритими приготовила птиц,
несколько бананов и бобы какао. Я размяла один из наших ананасов. Смешение
ароматов и блюд напомнило мне ужин в День Благодарения.
-- Это должно быть похоже на орехи момо, -- сказала Ритими после того,
как я рассказала ей про крыжовенный соус. -- Момо тоже красный, его тоже
надо долго варить, пока он не размякнет. Его тоже надо вымачивать в воде,
чтобы растворился весь яд.
-- Не думаю, чтобы мне понравились орехи момо.
-- Понравятся, -- заверила меня Ритими. -- Видишь, тебе же понравились
бобы похоро. А орехи момо еще лучше.
Я с улыбкой кивнула. Хотя жареные бобы какао не были похожи на шоколад,
на вкус они были не хуже орехов кешью.
Улегшись на подстилку из банановых листьев, Этева и Ритими моментально
заснули. Я вытянулась во весь рост рядом с Ритими. Во сне она потянулась и
прижала меня к себе. Тепло ее тела наполнило меня благодатной истомой;
ритмичное дыхание навевало сладкую дремоту. В мозгу один за другим
проплывали похожие на сон образы, то медленно, то быстрее, словно кто-то
показывал мне кино: перехватывая руками ветки деревьев, крича, как
обезьяныревуны, мимо меня пронеслись мужчины Мокототери. Крокодилы со
светящимися глазами, едва высунувшись над поверхностью воды, сонно мигали и
вдруг разевали гигантские пасти, готовые меня проглотить. Муравьеды с их
узенькими липкими языками пускали слюной пузыри, в которых я видела себя
захваченной вместе с сотнями муравьев.
Меня разбудил внезапный порыв ветра; он принес с собой запах дождя. Я
села и начала слушать как тяжелые дождевые капли шлепаются на пальмовую
крышу. Привычные голоса сверчков и лягушек создавали непрерывный
пульсирующий фон жалобным крикам ночных обезьян, похожим на флейту голосам
лесных куропаток. Совершенно явственно я услышала шаги, а потом треск веток.
-- Там кто-то есть, -- сказала я, растормошив Этеву.
Он подвинулся к переднему шесту хижины. -- Это ягуар ищет лягушек на
болотах. -- Этева чуть повернул мою голову налево. -- Вот его запах.
Я несколько раз потянула носом воздух. -- Не чувствую я никакого
запаха.
-- Это дыхание ягуара так воняет. Вонь такая сильная, потому что он ест
все сырое. -- Этева снова повернул мою голову, на этот раз направо. --
Послушай, вот он возвращается в лес.
Я снова легла. Проснулась Ритими, протерла глаза и улыбнулась. -- Мне
приснилось, что я поднялась в горы и видела водопады.
-- Завтра мы туда и пойдем, -- сказал Этева, снимая висевший на шее
мешочек с эпеной. Он отсыпал немного порошка на ладонь и одним глубоким
вдохом втянул его в ноздри.
-- Ты сейчас будешь петь заклинания хекурам? -- спросила я.
-- Я буду просить лесных духов, чтобы они нас оберегали, -- ответил
Этева и тихо запел. Его песня, уносимая ночным ветерком, казалось, проникала
сквозь тьму. Я не сомневалась, что она дошла до ушей духов, обитающих в
четырех углах земли. В угасающем костре тускло светились уголья. Голоса
Этевы я уже не слышала, но губы его все еще шевелились, когда я уплывала в
глубокий сон.
Вскоре я проснулась от тихих стонов Ритими и тронула ее за плечо,
решив, что ей привиделся какой-то кошмар.
-- Ты тоже хочешь попробовать? -- промурлыкала она.
Я удивленно открыла глаза и увидела улыбающееся лицо Этевы; он
занимался с ней любовью. Какое-то время я смотрела на них. Движения тел были
настолько согласованными, что казалось, они не двигаются вовсе.
Без малейшего смущения Этева оставил Ритими и встал передо мной на
колени. Подняв мои ноги, он их слегка распрямил, прижался щеками к икрам;
его прикосновение было как игривая ласка ребенка. Не было объятий, не было
слов. Но меня переполняла нежность.
Этева снова перебрался к Ритими, положив голову между ее и моим
плечами.