Увядающие листья на фоне зелени походили на лоскутки цветов. Этева
срезал ветки с дикорастущего какао. -- Из этого дерева получаются самые
лучшие палочки для добывания огня, -- сказал он, счищая кору с веток острым
ножом, сделанным из нижнего резца агути. Потом он нарезал зеленых, желтых и
фиолетовых стручков, короткими, лишенными листьев ножками прикрепленных к
низкорослым стволам какао.
Он разрезал стручки, и мы высосали сладкую желеобразную мякоть, а бобы
завернули в листья. -- Если их поджарить, -- пояснила Ритими, -- бобы похоро
очень вкусные. -- Интересно, подумала я, не напоминают ли они по вкусу
шоколад.
-- Поблизости должны быть обезьяны и ласки, -- заметил Этева, показывая
мне валявшиеся на земле обгрызанные стручки. -- Они не меньше нашего любят
плоды похоро.
Немного дальше Этева остановился перед извилистой лианой и сделал ножом
зарубку. -- Мамукори, -- сказал он. -- Я сюда вернусь, когда мне понадобится
сделать свежий яд.
-- Ашукамаки! -- воскликнула я, когда мы остановились под деревом, чей
ствол покрывали блестящие, словно восковые листья. Но это не была лиана,
применявшаяся для сгущения кураре. Этева заметил, что те листья были
длинными и зазубренными. А остановился он, потому что увидел на земле кости
разных животных.
-- Гарпия, -- сказал он, показывая гнездо на верхушке дерева.
-- Не убивай птицу, -- стала просить Ритими. -- А вдруг это дух
умершего Итикотери.
Не обращая внимания на жену, Этева вскарабкался на дерево. Добравшись
до гнезда, он вытащил белого пушистого птенца и под громкие крики матери
сбросил его на землю. Затем, крепко опершись о ствол и ветви дерева, он
прицелился в кружащую над ним птицу.
-- Я рад, что подстрелил эту птицу, -- сказал Этева, подгоняя нас к
тому месту, куда сквозь ветки рухнула убитая гарпия. -- Она ест только мясо.
-- И повернувшись к Ритими, он тихо добавил: -- Я слушал ее крик, перед тем
как выпустить стрелу -- это не был голос духа. -- Он выщипал мягкие белые
перья из грудки птицы и длинные серые из ее крыльев, затем завернул их в
листья.
Сквозивший сквозь листву полуденный жар нагнал на меня такую дремоту,
что мне отчаянно захотелось спать. У Ритими под глазами были темные круги,
словно она мазнула по нежной коже углем. Этева замедлил шаг и, ни слова не
говоря, направился к реке. Мы долго стояли в широком мелководье, отупев от
зноя и слепящего света. Мы смотрели на отражения деревьев и облаков, потом
улеглись на ярко-желтой песчаной отмели посреди реки. От танина затопленных
корней синева выцвела в зелень и красноту.
Все замерло -- каждый листик, каждое облачко. Даже висящие над водой
стрекозы казались неподвижными в прозрачном трепете крыльев. Перевернувшись
на живот, я опустила руки на водную гладь, словно могла удержать полную
истомы гармонию между речным отражением и сиянием небес. Я скользнула на
животе, пока мои губы не коснулись воды, и стала пить отраженные облака.
Две цапли, взлетевшие было при нашем появлении, вернулись на прежнее
место. Стоя на своих длинных ногах, с шеями, спрятанными в пышных плюмажах,
они наблюдали за нами из-под полуприкрытых век. Я увидела, как, поблескивая
над водой, взбрасывались ошалевшие от зноя серебристые тела. -- Рыба! --
воскликнула я, и всю мою сонливость как ветром сдуло.
Посмеиваясь, Этева указал стрелой на пролетавшую мимо стайку крикливых
попугаев. -- Птицы! -- крикнул он и потянулся за висящим у него за спиной
бамбуковым колчаном. Достав наконечник, он лизнул его, чтобы проверить,
хорош ли еще яд. Удовлетворившись его горьким вкусом, он прикрепил
наконечник к древку, затем проверил лук, натянув и спустив тетиву. -- Плохо
натянута, -- заметил он, отвязывая один ее конец. Несколько раз скрутив
тетиву в ладонях, он привязал ее на место. -- Переночуем здесь, -- сказал он
и побрел по мелководью. Поднявшись на противоположный берег, он скрылся за
деревьями.
Мы с Ритими остались на песчаном берегу. Она вынула перья из свертка и
разложила их на камне, чтобы солнце уничтожило насекомых. Внезапно
оживившись, она указала на стоящее у берега дерево, с которого подобно
плодам свисали гроздья белых цветов. Срезав несколько веток, она предложила
мне полакомиться этими цветами. -- Они же сладкие, -- заметила она, увидев,
что я не проявляю к ним особого интереса.
Пытаясь объяснить, что по вкусу эти цветы напоминают мне сильно
пахнущее туалетное мыло, я уснула. Разбудили меня звуки сумерек, сметающих с
неба дневной свет, -- прохладный шелест ветерка в листве, голоса птиц,
устраивающихся на ночлег.
Этева вернулся с двумя индейками гокко и связкой пальмовых листьев. Я
помогла Ритими собрать на берегу топливо для костра.