Тени
высоких деревьев тянулись над водой, ложась не песок у наших ног. Я хотела
извиниться за то, что разбила ему калабашем лицо, и объяснить свои
подозрения.
Я хотела, чтобы он рассказал мне о днях, проведенных в горах, но мне не
хотелось прерывать молчание.
Словно зная, в каком я затруднении, и забавляясь этим, Ирамамове
уткнулся лицом в колени и тихо засмеялся, как бы деля свое веселье с каплями
крови, падающими между широко расставленными пальцами ног. -- Я хотел взять
себе хекуры, которые однажды видел в твоих глазах, -- негромко промолвил он.
И дальше он рассказал, что не только он сам, но и старый шапори Пуривариве
видел во мне хекур. -- Всякий раз, когда я лежал с тобой и чувствовал, какая
в тебе бурлит энергия, я надеялся переманить духов в свою грудь, -- сказал
Ирамамове. -- Но они не захотели тебя покинуть. -- Он обратил на меня
протестующий взгляд. -- Хекуры не пожелали откликнуться на мой зов; не
пожелали прислушаться к моим песням. А потом я испугался, что ты можешь
забрать хекур из моего тела.
Гнев и невыразимая печаль на мгновение лишили меня дара речи. -- Мы
пробыли в горах больше суток? -- наконец спросила я, ибо любопытство все же
взяло во мне верх.
Ирамамове кивнул, но не сказал, как долго мы пробыли в хижине. -- Когда
я убедился, что не смогу изменить твоего тела, когда понял, что хекуры ни за
что тебя не покинут, я отнес тебя на лямках сюда.
-- А если бы ты изменил мое тело, ты бы держал меня в лесу? Ирамамове
застенчиво посмотрел на меня. Губы его разомкнулись в улыбке облегчения, но
глаза туманило смутное сожаление. -- В тебе обитает душа и тень Итикотери,
-- тихо промолвил он. -- Ты ела пепел наших мертвых. Но у тебя тело и голова
напе. -- И молчание выделило эту последнюю фразу, прежде чем он добавил: --
Впереди у меня ночи, когда ветер принесет твой голос вместе с голосами
обезьян и ягуаров. И я увижу, как твоя тень пляшет на земле в пятнах лунного
света. В такие ночи я буду думать о тебе. Он встал и столкнул каноэ в воду.
-- Держись поближе к берегу -- не то течение понесет тебя слишком быстро, --
сказал он, давая мне знак сесть в лодку.
-- А ты не поедешь? -- встревоженно спросила я.
-- Это хорошее каноэ, -- сказал он, подавая мне весло.
У него была красивой формы ручка, круглое древко и овальная лопасть в
форме остроконечного вогнутого щита. -- В нем ты спокойно доберешься до
миссии.
-- Подожди! -- воскликнула я, прежде чем он отпустил лодку, и дрожащими
руками стала раздергивать непослушный замок бокового кармана рюкзака. Достав
кожаный мешочек, я подала его ему. -- Ты помнишь камень, который дал мне
шаман Хуан Каридад? -- спросила я. -- Теперь он твой.
Его потрясенное и изумленное лицо на мгновение застыло. Пальцы его
медленно сжали мешочек, а лицо смягчилось в улыбке. Ни слова не говоря, он
столкнул каноэ в воду и, сложив на груди руки, смотрел, как меня относит
течение. Я часто оглядывалась, пока он не скрылся из виду. В какой-то момент
мне показалось, что я все еще вижу его фигуру, но это лишь играющий тенями
ветер подшутил над моими глазами.

Глава 25

Деревья по обоим берегам и ползущие по небу облака затеняли реку. Желая
сократить промежуток времени между тем миром, который остался в прошлом, и
тем, который поджидал меня впереди, я гребла изо всех сил. Однако вскоре я
устала, и теперь только отталкивалась веслом, когда течение заносило меня
слишком близко к берегу.
Временами река светлела, и тогда буйная зелень отражалась в ней
неестественно ярко. В лесном сумраке и глубокой тишине вокруг меня было
что-то навевающее покой.
Деревья, казалось, прощально мне кивали, слегка кланяясь на
послеполуденным ветру, а может быть, они только оплакивали уход еще одного
дня и угасание последних лучей солнца на небе. Незадолго до того, как
сгустились сумерки, я подвела каноэ к противоположному берегу, где заметила
среди черных скал песчаные проплешины.
Как только лодка врезалась в песок, я выпрыгнула из нее и вытащила
каноэ на сушу, поближе к лесной опушке, где свисающие лианы и ветки
образовали укромное убежище. Оглянувшись на дальние горы, уже фиолетовые в
наступивших сумерках, я подумала, что провела там, пожалуй, не меньше
недели, прежде чем Ирамамове принес меня в хижину, где я проснулась этим
утром. Взобравшись на самую высокую скалу, я окинула окрестности взглядом в
надежде увидеть огни миссии. Должно быть, она дальше, чем рассчитывал
Ирамамове, подумала я. Одна лишь темнота, выползая из реки, медленно
взбиралась на скалы по мере того, как в небе таяли последние следы солнца. Я
проголодалась, но не рискнула обследовать песчаный берег в поисках
черепашьих яиц.