Там я
растянулась в своем хлопковом гамаке, и надо мной сомкнулась жуткая тишина,
словно я погрузилась в легкое забытье.
Меня разбудили рассерженные крики. Кто-то говорил: -- Этева, ты спал с
моей женщиной без моего разрешения! -- Голос прозвучал так близко, словно
над самым моим ухом. Перед хижиной собралась группа мужчин и хихикающих
женщин. Этева, неподвижно стоя в толпе с лицом, похожим на непроницаемую
маску, не отвергал обвинения. Внезапно он крикнул: -- Ты и твоя семья все
три дня жрали, как голодные собаки! -- Это было заведомо несправедливое
обвинение; гостям давалось все, что они просили, ибо во время праздника
огороды и охотничьи угодья хозяев были в распоряжении гостей. Подобное
оскорбление означало, что данный человек злоупотреблял своим
привилегированным положением. -- Ритими, подай-ка мою набруши! -- крикнул
Этева, грозно сдвинув брови на стоящего перед ним разъяренного молодого
мужчину.
Ритими с рыданиями кинулась в хижину, выбрала подходящую дубинку и, не
глядя на мужа, вручила ему четырехфутовую палицу. -- Не могу я на это
смотреть, -- сказала она, плюхаясь в мой гамак. Я обняла ее, стараясь
утешить. Не будь она такой расстроенной, я бы рассмеялась. Ни в малейшей
степени не встревоженная неверностью Этевы, Ритими боялась, что вечер может
закончиться серьезной потасовкой. Глядя на то, как орали друг на друга двое
разгневанных мужчин, и на возбужденную реакцию толпы, я тоже невольно
прониклась тревогой.
-- Ударь меня по голове, -- потребовал взбешенный пришелец. -- Ударь,
если ты мужчина. Увидим, посмеемся ли мы вместе. Увидим, пройдет ли ярость.
-- Мы оба разозлены, -- кричал Этева с нахальной самоуверенностью,
взвешивая в руке набруши. -- Мы должны умиротворить наш гнев. -- Затем без
дальнейших разговоров он крепко врезал по выбритой тонзуре противника.
Из раны хлынула кровь. Она медленно растекалась по лицу мужчины, пока
не залила его сплошной красной маской. Ноги его дрогнули и чуть было не
подкосились. Но он устоял.
-- Ударь меня, и мы снова станем друзьями, -- воинственно гаркнул
Этева, заставив смолкнуть разгоряченную толпу. Опершись на палицу, он
подставил в ожидании голову. Удар противника на мгновение ошеломил Этеву;
кровь ручьем потекла по бровям и ресницам, заставив его закрыть глаза.
Тишину взорвали вопли мужчин, и целый хор одобрительных выкриков потребовал,
чтобы они ударили друг друга еще раз.
Со смешанным чувством ужаса и восхищения я следила за стоящими лицом к
лицу противниками. Их мускулы были напряжены, вены на шеях вздулись, глаза
сверкали, словно омытые яростным потоком крови. Их лица, замершие
презрительными красными масками, не выдавали боли, когда они, как два
раненых петуха, стали кружить друг против друга.
Тыльной стороной ладони Этева стер кровь, мешавшую ему видеть, и
сплюнул. Подняв палицу, он с силой опустил ее на голову соперника, и тот
беззвучно рухнул на землю.
Цокая языками, с помутневшими глазами, зрители разразились жуткими
воплями. Я не сомневалась, что поединку пришел конец, когда все шабоно
наполнилось их оглушительными криками. Я взялась за руку Ритими и удивилась,
что ее залитое слезами лицо хранило довольное, почти радостное выражение.
Она пояснила, что, судя по тону издаваемых мужчинами выкриков, их уже не
волновали нанесенные вначале оскорбления. Все, что их интересовало, -- это
лицезрение могущества хекур каждого из соперников. Тут не было ни
победителей, ни побежденных.
Если боец падал, это всего лишь означало, что в данный момент его
хекуры недостаточно сильны.
Кто-то из зрителей вылил на лежащего гостя полный калабаш воды, потянул
его за уши, вытер кровь с лица.
Потом, помогая подняться, сунул в руки обалдевшему бойцу его палицу и
велел еще раз ударить Этеву по голове. У мужчины едва хватило сил поднять
тяжелую палицу; вместо того, чтобы опустить ее на череп Этевы, он нанес ему
удар в центр груди.
Этева рухнул на колени, кровь потекла у него изо рта по губам,
подбородку и шее, вниз по груди и бедрам, красной струйкой уходя в землю. --
Как хорошо ты ударил, -- сдавленно произнес Этева. -- Пролилась наша кровь.
Наши тревоги позади. Наш гнев умиротворен.
Ритими подошла к Этеве. С громким вздохом я откинулась в гамаке и
закрыла глаза. За этот вечер я насмотрелась достаточно крови. Опасаясь, нет
ли у меня небольшого сотрясения, я ощупала припухлость на голове.
Когда кто-то схватился за лиану, которой мой гамак был привязан к
одному из столбов, я чуть не вывалилась на землю. Вздрогнув от
неожиданности, прямо над собой я увидела залитое кровью лицо Этевы.