-- Тебе надо поесть. Когда
нет мяса, вполне сойдет и такое. -- И он напомнил, что мне нравились муравьи
и сороконожки, которыми он меня иногда угощал.
При виде его полного надежды лица у меня не хватило духу сказать, что
они мне нисколечко не нравились, хотя сороконожки и напоминали по вкусу
хорошо прожаренные кусочки овощей. С трудом пересилив себя, я проглотила еще
несколько жареных личинок.
Следом за мужчинами мы с Ритими двинулись через лес к реке. Плескаясь в
воде, ребятишки пели песню про тапира, который упал в глубокий омут и
утонул. Мужчины и женщины растирались листьями; их тела гладко и золотисто
блестели на солнце. Сверкающие капли на кончиках темных волос играли в его
лучах, как алмазные бусины.
Старая Хайяма жестом велела мне сесть рядом с ней на большом валуне у
края воды. Подозреваю, что я стала предметом особых забот бабки Ритими, и та
сочла делом своей чести во что бы то ни стало меня откормить. Хайяма пеклась
о том, что бы мне всегда было чем перекусить в любое время дня, впрочем, как
и всем детям в шабоно, которых хорошо кормили, чтобы они росли крепкими и
здоровыми.
Она всячески потакала моей неутолимой страсти к сладостям. Стоило
кому-нибудь найти сладкий густой светлый мед нежалящих пчел, -- а только
такой и давали детям, -- как старая Хайяма заботилась о том, чтобы мне дали
хотя бы попробовать. Если в шабоно приносился мед от черных жалящих пчел,
Хайяма тоже добывала для меня кусочек.
Таким медом лакомились только взрослые, так как, по мнению Итикотери, у
детей он может вызвать тошноту и даже смерть. В то же время Итикотери
считали, что не будет никакой беды, если я буду есть оба вида, поскольку они
никак не могли для себя решить, взрослая я или ребенок.
-- Съешь вот это, -- предложила мне Хайяма несколько плодов сопаа. Эти
зеленовато-желтые плоды были величиной с лимон. Я разбила их камнем (пытаясь
на манер Итикотери разгрызать плоды и орехи, я уже сломала зуб) и высосала
сладкую белую мякоть, выплюнув коричневые семечки. Липкий сок склеил мне
пальцы и рот.
Маленькая Тешома забралась ко мне на спину, а на голову водрузила
ручную обезьянку-капуцина, с которой не расставалась ни днем, ни ночью.
Зверек обвил мне шею длинным хвостом так крепко, что я чуть не задохнулась.
Одна мохнатая лапка вцепилась в мои волосы, а другая замельтешила перед
лицом, стараясь выхватить у меня плод. Боясь проглотить обезьяньи шерстинки
и вместе с ними вшей, я попыталась стряхнуть зверька. Но Тешома и ее
любимица радостно завопили, решив, что я с ними играю. Тогда, опустив ноги в
воду, я попробовала стащить через голову майку. От неожиданности девочка и
обезьянка отскочили в сторону.
Ребятишки повалили меня на песок и сами плюхнулись рядом. Хихикая, они
один за другим стали прохаживаться у меня по спине, а я полностью предалась
благостному ощущению маленьких прохладных ступней на моих наболевших мышцах.
Напрасно я пыталась уговорить женщин помассировать мне шею, плечи и спину
после многочасовой работы на огородах. Как бы я ни старалась показать им,
что это хорошо для тела, они давали мне понять, что хотя им и нравятся эти
прикосновения, но массажем занимается только шапори, когда человек болен или
околдован. К счастью, они ничего не имели против того, чтобы дети топтались
у меня по спине. Для Итикотери было совершенно непостижимо, чтобы кто-то мог
получать удовольствие от такого варварского обращения.
Рядом со мной села на песок Тутеми и стала разворачивать сверток
пишаанси, который дала ей Ритими. Ее огромный живот и набухшие груди,
казалось, удерживались на месте только туго натянутой кожей. Она никогда не
жаловалась на боли или тошноту; не бывало у нее и никаких причуд с едой.
Напротив, для беременной женщины существовало столько табу по части еды, что
я часто недоумевала, как они при этом умудряются рожать здоровых младенцев.
Им не разрешалось есть крупную дичь. Единственным источником белка для них
были насекомые, орехи, личинки, рыба и определенные виды мелких птиц.
-- Когда у тебя будет ребенок? -- спросила я, погладив ее живот.
Сосредоточенно сдвинув брови, Тутеми на какое-то время задумалась. --
Эта луна придет и уйдет; другая придет и уйдет; потом придет еще одна, и до
того, как она исчезнет, я рожу здорового сына.
Я усомнилась. По ее подсчетам оставалось еще три месяца. А по моему,
она готова была вот-вот родить.
-- Выше по реке есть рыба, такая, как ты любишь, -- сказала, улыбаясь,
Тутеми.
-- Я сейчас быстренько поплаваю, а потом пойду с тобой ловить рыбу.
-- Возьми меня с собой плавать, -- стала упрашивать меня Тешома.
-- Тогда оставь обезьянку на берегу, -- сказала Тутеми.
Тешома усадила обезьянку на голову Тутеми и рысью пустилась за мной.