Если сукцессивный политеизм есть нечто такое, что действительно явилось в
человечестве, т. е. если человечество действительно прошло через такой
последовательный ряд Богов, какой мы приняли,- напомним, что все это -
неопровержимый факт, как и любой иной, засвидетельствованный исторически,-
то, следовательно, когда-то в человечестве должен был наличествовать такой
первый Бог, как наш Бог А, который, будучи лишь первым элементом будущего
исследования, является еще не как таковой, но действительно есть
безусловно-единый, а потому распространяет по всей земле мир и покой
безраздельного господства, ни с чьей стороны не встречая противоречия.
Однако такой мир не мог существовать, как только появился иной Бог, ибо,
как показано, вместе с ним полагается смешение и рассеяние. Поэтому если
искать такую эпоху, в какую было еще место для одного, первого Бога, то
очевидно, что такое место следует искать не в эпохе уже совершившегося
разделения народов и что его нельзя найти в переходную эпоху уже
начавшегося отделения, так что, следовательно, его можно найти лишь в
праисторическое время как таковое. Итак, либо никогда не существовал Бог,
подобный нашему Богу А, т. е. никогда не существовало такого последования,
какое распознаем мы в настоящем политеизме, либо же такой Бог царил в
сознании первозданного, еще совершенно не разделенного человечества.

Отсюда следует и обратное: единый, царивший над всем тихим праисторическим
временем Бог был единственным существовавшим в ту эпоху, однако
единственным не в том смысле, чтобы никакой иной не мог последовать за ним,
но только в том, что никакой иной еще не последовал реально за ним. Итак,
он по своей сущности (potentia) уже был мифологическим Богом, тогда как
реально (actu) он стал таким лишь тогда, когда действительно явился второй
Бог, когда второй Бог стал господином человеческого сознания...

Если сравнить наш результат с гипотезой, какая решительному политеизму
предпосылает чистое, очень близкое к духовному монотеизму учение, то, чтобы
ничего уже не говорить о том, что первозданное единство человеческого рода
гораздо решительнее поддерживалось слепой, независимой от человеческой
воли, от мышления силой, нежели оно могло бы связываться познанием, т. е.
духовным монотеизмом,- то, чтобы ничего не говорить об этом, совершенно
независимо от этого, чем выше ставится домифологическое сознание (гипотезой
духовного монотеизма), тем менее постижимо, для чего оно должно было
разрушиться, ведь и сами защитники такого взгляда признают, что изменение
могло совершаться лишь к худшему. Что бы мы ни думали о политеизме, он же
все равно был опосредствованием более высокого познания, переходом к
большей свободе человеческого сознания. Вот что можно сказать о причине
расхождения единства.

Теперь можно перейти к тому, как совершалось расхождение. Крейцер, чтобы
объяснить его, прибегает к притче. Планета распадается на несколько
меньших, однако если уж мы полагаем, что при образовании планетной системы
происходят столь бурные события, то мы во всяком случае можем объяснить их,
и не одним способом: ведь если не обременять таким поручением комету,
которая всегда готова нам помочь, то и внутри самой планеты имеются упругие
жидкости, которые могут извергнуться наружу, металлоиды, которые при
соприкосновении с водой могут взрываться,- по случаю такого излияния или
взрыва и планета иной раз может рассыпаться на куски; в самом крайнем
случае достаточно было бы для этого и сильного электрического разряда.

Итак, здесь есть позитивные причины, чтобы разнести в куски или взорвать
планету; однако когда речь заходит о домифологической системе, то приводят
исключительно негативные причины - омрачение, постепенное ослабление
первоначально познанного. Однако следствием такого ослабления, увядания
более раннего убеждения было бы, например, то, что прежнее учение перестали
бы понимать, что религия была бы совершенно забыта, но следствием совсем не
непременно должен был стать политеизм. "Омрачение" былого понятия никак не
объяснило бы того испуга, который по всем названным выше признакам испытало
человечество, когда впервые появился политеизм. Вялое сознание легко, без
борьбы, рассталось бы с единством, стало быть, и без всякого позитивного
итога. Простое "ослабление" изначального познания нимало не объясняет ту
мощь, с которой зарождается политеизм, с другой же стороны, привязанность к
учению как учению, тем более уже ослабевшему, нимало не объясняет мощь
противоположной направленности, ту мощь, с какой утверждает себя в сознании
единство, препятствуя полнейшему разложению (которое в конце концов не
оставило бы нам даже и политеизма).

Лишь позитивная - разрушающая единство - причина объяснит нам ужас,
испытанный человечеством при появлении первых соблазнов многобожия.