Эти двое и рождают теперь совместно Эфир и
Имеру - ясность и светлоту; потому что когда тьма, которую космогонический
поэт представляет себе как нечто вещественное, наподобие слабого тумана,
сочетается браком с Никтой, т. е. падает на землю, то наверху становится
ясно и светло.

Теперь наступает черед порождений второго элемента - бесформенной пока
материи. Она первым делом порождает, еще сама по себе, без супруга,- Урана,
т. е. "верхнего". Смысл таков: более тонкие частицы материи поднимаются
вверх сами собою и в качестве неба отделяются от более грубой части,
которая остается внизу как собственно Земля. На эту большую грубость
указывают упомянутые выше высокие горы и Понт, означающий, однако, не море,
чего не понял уже Гесиод, но, как лучше понял теперь г-н профессор Герман,-
глубину вообще, от глагола p i t n e i n , с которым родственно латинское
слово "fundus". Итак, верхнее отделилось, и только теперь Гея получает
значение Земли; взаимодействуя с верхним, она рождает Океан - не Мировой
океан, а (этимологически от w k u V ) "бегуна", т. е. распространяющуюся
повсюду и заполняющую вс° низины воду. Это излияние первоводы
сопровождается невероятным смешением элементов - они устремляются вверх,
вниз, туда, сюда, пронизывают друг друга, а в итоге ограничивают друг друга
и обретают покой. Это буйствование отмечено появлением детей Геи и Урана,
которые последовали за праводой,- это попарно составленные титаны, т.е.
"стремящиеся",-от t e i n w , t i t a i n w ), ибо все это силы
необузданной, неуспокоенной природы. Каждая пара титанов, в соответствии с
их именами, выражает одно из противоречий, какие можно предполагать в
природе, еще до крайности напряженной и не обретшей единство внутри себя;
вот эти пары: 1) Криос и Койос - разделитель (от k r i n w ) и смешиватель;
2) Гиперион и Иапет - подниматель и низвергатель; 3) Фейа и Рейа, для
которых общее понятие - быть уносимым вдаль, с тем отличием, что одна
сохраняет свою субстанцию (Фейа), а другая ее утрачивает (Рейа - от r e w -
"течь"); 4) Фемида и Мнемосина, которые в этой взаимосвязи не могут
сохранять свое обычное значение: первая останавливает текущее, а вторая,
напротив, возбуждает и приводит в движение косное; 5) Фейба и Фетида -
очищающая, уносящая все ненужное и притягивающая нужное сила; и, наконец,
последний - Кронос, завершитель, от глагола k r a i n w ; ибо Хронос-Время
получил свое наименование лишь от Кроноса, потому что время тоже все
приводит к завершению.

И вот, уверяет нас Герман, здесь перед нами не просто научная взаимосвязь,
но и самая подлинная философия, которая воздерживается от
сверхъестественного и соответственно стремится объяснить все естественными
причинами. Никакого следа Богов, если только не вносить их сюда
искусственно. Целое доказывает такой образ мысли, который скорее можно
считать атеистическим, нежели теистическим. А если проследить за тем, как с
самых первых начал и до самых последних явлений подчеркивается лишь
естественная, природная взаимосвязь, то невозможно судить иначе, нежели
сказав, что автор целого и знать ничего не желает о Богах, но что намерение
его даже полемично, направлено против уже существовавших представлений о
Богах.

Тем самым мы подошли к самой вершине теории Германа - теории, которая, как
вы видите, значительно превзошла слабую в целом попытку Гейне отнять у
мифологии любое изначально религиозное значение.

Одновременно становится ясно и то, что Герман распространяет свое
объяснение лишь на собственно мифологических Богов. Он не собирается
объяснять происхождение веры в Богов вообще, а полагает для своих гипотез
такой народ, который философы освобождают от наличного религиозного
суеверия,- впрочем, получается, что философы лишь подают повод к новой,
иной вере в Богов.

Да невозможно и представить себе, чтобы народ, в котором мог явиться столь
глубокомысленный, по мнению Германа, философ, находился на одной линии с
такими племенами, у которых и по сю пору не находят ни малейшего следа
представлений о Богах. Народ с богато развитым и гибким языком, на каком
можно было выражать словами исключительно точными научные понятия, не стал
бы объясняться одними щелкающими звуками, как бушмены Африки. Народ, к
которому относятся принимаемые Германом философы, не стоит же на той
ступени развития, что дикари Южной Америки, ведь, как рассказывает Дон
Феликс Азара, даже церковные соборы отказывались признавать в них людей,
католические священники не решались совершать над ними таинства и лишь
единоличным решением папы - при непрекращающемся сопротивлении находящегося
в той стране духовенства - они были объявлены людьми. Ибо лишь людские
племена упомянутого рода обходятся без каких-либо религиозных представлений.

И независимо от полемического намерения мы должны будем признать за тем
народом, какой предполагает Герман, представления о Богах, правда,
представления самого первичного и грубого свойства.