Итак, с каким бы намерением наши разыскания ни простирались до самых
первоначальных времен нашего рода - будь то затем, чтобы вообще исследовать
его начала, будь то затем, чтобы исследовать начала религии и гражданского
общества или наук и искусств,- везде мы наталкиваемся в конце концов на это
темное пространство, на "неясное время", c r o n o V a d h l o V , занятое
исключительно мифологией. Поэтому уже с давних времен самым настоятельным
требованием всех соприкасающихся с этими вопросами наук должно было быть
преодоление мрака, чтобы это пространство стало ясным, отчетливо
распознаваемым. Между тем - еще и потому, что, занимаясь всеми этими
касающимися происхождения человеческого рода вопросами, никак нельзя
обойтись без философии,- одна плоская и дурная философия истории начала
оказывать незаметное и тем более определенное влияние на все исследования
такого рода. Влияние это чувствуется в известных аксиомах, которые
повторяются всегда и повсюду без тени сомнения, так, как если бы и не могло
быть каких-либо иных предпосылок. Вот одна из таких аксиом: всякое
человеческое знание, искусство, вся культура непременно исходят из самых
жалких начал. В духе этого один известный, ныне покойный историк
разражается таким душеспасительным рассуждением по случаю пещерных храмов
Эллоры и Мавальпурама в Индии: "Уже голые готтентоты разрисовывают стены
своих пещер, а от этих рисунков до богато разукрашенных индийских храмов -
сколько ступеней! И однако,- добавляет ученый-историк,- искусство должно
было пройти их". Если разделять такой взгляд, то, напротив, ни египетского,
ни индийского, ни греческого искусства никогда и ни в какую пору не могло
быть. Сочиняй какие угодно временные пространства и сохраняй за собою право
добавлять к этим выдуманным эпохам столько, сколько вздумается,
тысячелетий, все равно по самой природе вещей невозможно, чтобы искусство -
за какое угодно время - достигало таких высот, начав со столь ничтожного
уровня; несомненно, сам же упомянутый историк не взялся бы определять
время, за какое искусство могло пройти весь этот путь. С тем же успехом он
мог бы рассчитывать время, необходимое для того, чтобы что-то возникло из
ничего.

Конечно, нам возразят - нельзя задевать эту аксиому, не затронув принцип
неукоснительного, поступательного движения человечества вперед, принцип,
который в общем и целом признают как бы священным. Однако если есть
поступательное движение, то есть и исходный пункт, есть откуда и есть куда.
Однако поступательное движение совершается не так, как тут думают,- оно
происходит не от малого к великому, а наоборот - великое, гигантское всегда
составляет начало, а сведенное к органике, сжатое, стесненное лишь следует
за ним. Гомер столь велик, что позднейшие эпохи не могли произвести ничего
подобного ему, и, напротив, трагедия Софокла была бы немыслима в
гомеровский век. Времена различаются не большей или меньшей степенью так
называемой культуры, их различия - внутренние, то различия сущностно, или
качественно, различенных принципов, которые наступают друг после друга и из
которых каждый может достигать величайшего развития в свое время. А той
системе недвусмысленно противоречит сама история; впрочем, ее сторонники
больше носятся с ней - развить же ее никто из них не был в состоянии, и
никто даже не попытался сделать это, и вся система основывается на мнении,
которое исходит не из фактов, но из их неполного и несовершенного
исследования, изучения; мнение же состоит в том, что будто бы человек и все
человечество с самого начала были предоставлены самим себе, что они искали
свой путь вслепую, sine numine, бредя наугад в темноте, брошенные на
произвол случая. Можно сказать, что такое мнение разделяют все - потому что
верующие в откровение (те, что ищут руководящее начало, именно тот самый
numen, в божественном откровении), во-первых, в явном меньшинстве, а
во-вторых, и они в состоянии указать такое руководящее начало лишь для
очень незначительной части человеческого рода; а ведь все же занимательно,
что народу Бога истинного пришлось искать строителей своего храма среди
финикийцев! Так какое же начало воспитывало другие народы? Какое не
позволяло им предаваться полнейшей бессмыслице? Какое подняло их на ту
высоту, какую нельзя отрицать за их замыслами? Если вавилоняне, финикийцы,
египтяне нашли путь к своим искусным, отчасти поразительным строениям лишь
по случайности, то здесь, во всем этом, должно было вступать в действие
нечто иное, однако аналогичное откровению. Откровенной религии противостоит
в язычестве не простое отсутствие, отрицание, но позитивное начало иного
рода. Этим иным, притом аналогичным, началом и был мифологический процесс.
В нем царят позитивные, реальные силы. Этот процесс тоже источник внушений,
и лишь такие озарения объяснят нам создания той эпохи, подчас колоссальные.
Творения, подобные индийским и египетским постройкам, не возникают просто
от времени, как сталактитовые пещеры; одна и та же сила создавала внутри
подчас колоссальные представления мифологии, а снаружи дерзновенные,
превосходящие все масштабы позднейшего времени творения искусства.