Но мы не могли заранее
предпосылать такой взгляд, от которого зависит, чем будет выражение
"философия мифологии" - научно допустимым выражением или неверно
употребленным сочетанием слов. А обосновывая свой взгляд, мы все еще
оставались за пределами объявленной нами научной дисциплины, на позициях
предварительного исследования, которое - почему бы не подумать задним
числом - могло бы достичь своей цели и более коротким путем, если бы мы
сразу же исходили из мифологии как всеобщего феномена, заключив о
неизбежной всеобщности причин; однако подобное умозаключение не повело бы
нас к определенной природе этих причин, какая теперь равным образом познана
нами; кроме того, ему противоречили бы такие объяснения, согласно которым
предполагаемая всеобщность лишь иллюзорна, поскольку родство содержания
различных мифологий опосредовано лишь внешне, опосредовано переходившей от
народа к народу традицией, а ведь такой способ объяснения был выдвинут не
первыми попавшимися, случайными людьми, а учеными мужами, на стороне
которых то, что занимались они этим предметом по долгу службы и самым
основательным образом, а проницательность их в исследованиях иного рода
общепризнана. Особенно же надо было преодолеть обычную для многих антипатию
к философскому вмешательству в чужие дела; ведь если бы мы назвали чьи-то
взгляды и объяснения нефилософскими, нам просто ответили бы: наши взгляды и
не обязаны быть философскими, мы и не притязаем на это,- так бельгийцы
отвечали агентам Иосифа II: "Nous ne voulons pas кtre libres". Вот таким
людям и надо было сначала доказать несостоятельность их объяснений,
прибегнув к иному способу. Однако и доказательство не было делом совсем уж
нефилософским. Ведь если, по словам Платона и Аристотеля, философ по
преимуществу любит достойное удивления, то, выходит, он вполне занят своим
делом, когда повсюду выискивает удивительное, в особенности если оно
искажено и прикрыто ложными объяснениями, а он освобождает его от таких
покровов и стремится явить миру во всей чистоте облика. Да и со стороны
формы - ведь простого перечисления тут мало - занятие было философским,
поскольку применялся метод, при котором истинное достигается путем
последовательного отрицания относительно-истинного, т. е. одновременно и
относительно-ложного. Но философией мифологии наше объяснение сделалось
лишь тогда, когда не осталось никакой иной возможной предпосылки, кроме
необходимого и вечного отношения человеческой природы, которое в
поступательном движении превращается для человека в закон. И потому мы не
выдвинули наше понятие как бы диктаторским жестом, сверху вниз, а
обосновывали его, начиная снизу, что единственно можно считать убедительным
для всех. Взгляды других должны были послужить нам при этом руководством к
достижению взгляда истинного, потому что среди всех этих взглядов нет
такого, который не постиг бы одной стороны, какого-либо момента в
предмете,- все такие стороны и моменты необходимо постигнуты и осмыслены
также и завершенной теорией.

Позиция этой первой части нашего исследования была по преимуществу
историко-критической, или диалектической, и время, затраченное на нее, не
сочтет дурно употребленным ни один человек, знающий ценность для науки
полного, начинающего с самых основ и исчерпывающего все возможности,
исследования хотя бы одного предмета.

Понятие "философия мифологии" входит в более общее - теория мифологии. Одно
и то же может становиться предметом чисто внешнего познания, когда речь
идет просто о наличном бытии предмета, не о его сущности; если подняться до
сущности, познание будет теорией. Отсюда легко усмотреть, что возможна лишь
теория того, в чем есть истинная сущность; понятие же сущности состоит в
следующем - быть принципом, источником бытия или движения. Механизм не
действует сам по себе, и, однако, слово "теория" применяется к чисто
механическому порождению движения, тогда как не говорят о теории в тех
случаях, когда нет хотя бы видимости внутреннего источника движения,
внутренней сущности, все приводящей в движение.

Такая сущность, такой внутренний принцип отсутствует в мифологии, если
следовать прежним ее объяснениям, которые по этой причине можно называть
"теориями", лишь злоупотребляя этим словом.