Как ни представлять себе это
учение, оно в обоих случаях будет не абстрактным, абсолютно исключающим
множественность, но реальным, полагающим множественность в себе самом
монотеизмом.

Пока множественность элементов подчиняется и покорствует единству, в
сознании не уничтожается (bleibt... unaufgehoben) единство Бога; переходя
же от одного народа к другому или существуя в одном и том же народе на
протяжении ряда эпох, это учение все более окрашивается в тона пантеизма
-элементы перестают органически подчиняться господствующей идее,
складываются как более самостоятельные, и, наконец, целое рассыпается -
единство отступает, множественность выходит на первый план. Так, уже У.
Джонс находил в индийских ведах далекую от позднейших индийских верований
систему, ближе стоящую к прарелигии,- по мнению Джонса, веды написаны
задолго до Моисеева призвания, в первые времена после всемирного потопа.
Позднейший индийский политеизм не непосредственно происходит от древнейшей
религии - он складывается в процессе последовательного вырождения традиции,
которую еще содержали священные книги вед. Вообще для более пристального
внимания в различных учениях о Богах открывается картина того, как
постепенно, можно сказать, ступенями отступает единство. Представления
индийского и египетского учений носят больше характер доктрины, они
пропорционально могуществу, каким отличается единство, более колоссальны,
пространны, отчасти даже чудовищны - в греческой мифологии, напротив,
меньше доктринерства и больше поэзии пропорционально отказу от единства;
заблуждение, можно сказать, очистилось от истины, а вместе с тем перестало,
в свою очередь, быть заблуждением и стало истиной особого свойства -
истиной, отрешившейся от любой реальности, заключенной в единстве; если все
же рассматривать содержание такой мифологии как "заблуждение", то это по
крайней мере прелестное, красивое, а в сравнении с более реальным
заблуждением восточных религий, пожалуй, невинное заблуждение.

Тогда мифология - это разбредшийся, разложившийся монотеизм. Вот та
последняя высота, на какую, ступень за ступенью, поднялись взгляды на
мифологию. Никто не станет отрицать, что такой взгляд величественнее
прежних, уже потому, что он исходит не из неопределенного множества
предметов, случайно выделяемых в природе, а из средоточия единства, какое
правит множественностью. Не какие-то частные существа, отличающиеся
случайной и двусмысленной природой, но идея необходимого, всеобщего
существа, перед каким склоняется человеческий дух,- вот что царит в
мифологии, вот что возвышает ее до подлинной системы сопринадлежащих
моментов: даже распадаясь, эта система налагает свою печать на любое
отдельное представление, и именно поэтому она не расходится на
неопределенное множество, но завершается лишь политеизмом, т. е.
множественностью Богов.

Этим последним выводом уже не просто философски утверждается, что политеизм
в своем реальном виде предполагает монотеизм; здесь монотеизм стал
исторической предпосылкой мифологии - прошу вас хорошо заметить это, потому
что для того, чтобы понимать курс, подобный настоящему, во всем его
значении, нужно прежде всего внимательно относиться к переходам,- итак, сам
монотеизм в свою очередь ведется от исторического факта, пра-откровения; в
силу таких исторических предпосылок сам этот способ объяснения становится
гипотезой, и притом подлежащей исторической оценке.

Эта гипотеза предлагает наипростейшее средство для объяснения родства
представлений, содержащихся в совершенно различных учениях о Богах,- вот ее
главная историческая опора, и можно лишь удивляться тому, что Крейцер
недостаточно учитывал такое преимущество и большее значение придавал
историческим связям народов, связям, трудно устанавливаемым и в основном
вообще не фиксируемым, из которых он отчасти и выводит совпадения
представлений. Однако уже наши прежние разработки привели нас к следующему
положению: мифология народа может возникнуть лишь вместе с самим народом.
Итак, различные мифологии, а поскольку мифология никогда не существует in
abstracto, то и политеизм вообще, могут возникать лишь вместе с народами, а
потому для предполагаемого монотеизма есть лишь одно место - это время до
возникновения народов. Крейцер, как кажется, рассуждал подобным же образом,
поскольку говорил: монотеизм, преобладавший в самом древнем учении, мог
существовать лишь до тех пор, пока колена оставались вместе,- когда же они
разошлись, необходимо появилось многобожие.

Мы не можем, правда, сказать, что понимал Крейцер под расхождением колен;
однако если мы скажем вместо этого - расхождение народов, то оказывается,
что между этим событием и появлением политеизма существует двойная
причинная связь.