И когда я теперь считаю на калькуляторе, эти действия мне понятны, и полученный результат для меня не неизвестно откуда выскочивший "чертик", а сокращение того, что я сам реально умею сделать.

Это напоминает мне один научно-фантастический рассказ. Там идет речь о военном противостоянии двух насквозь компьютеризированных космических супердержав. Державы равны по мощи, с одинаковой скоростью совершенствуют оружие и компьютеры. И вот в одной из них, где-то в глубинке, нашелся сержантик, который сделал совершенно гениальное открытие: он без компьютера, сам, столбиком перемножает два двузначных числа. И это становится решающим фактором противостояния, военным фактором номер один.

Что значит в этом примере ассимилировать интроект? Это значит просчитать шесть раз по восемь, а потом восемь раз по шесть, убедиться, что действительно получается сорок восемь. На следующем уровне (когда, например, дойдет дело до отрицательных чисел), может быть, придется задуматься, что такое вообще число, и потом все дальше углубляться в теорию чисел, забраться в какие-нибудь философские дебри, может даже дойти дело до чтения математической главы из "Заката Европы" [6]...

Это пример того, что, гуляя в большей части нашей жизни не по местности, а по разным картам, мы можем, тем не менее, ассимилировать, прожевывать сведения, получаемые из этих карт настолько, насколько это нам нужно. В продолжение примера скажу, что меня всегда оскорбляла идея "высшей математики для инженеров", когда имеется в виду, что инженеру понимать ничего не нужно, а нужно только "пользоваться".

Или вот еще замечательная история, которую рассказывал покойный Георгий Петрович Щедровицкий. В молодости он зарабатывал уроками математики, и был у него ученик по алгебре, оболтус 8 класса. Г.П., конечно же, старался научить ребенка "математическому мышлению", оболтусу же нужно было с помощью этого дяди пройти все это как можно скорее и легче и как можно меньше думать. Г.П. ему объясняет и так, и сяк, а он говорит: "Юр, ты мне лучше скажи просто: разделить или умножить?"

6
Но здесь перед нами возникает практический вопрос. Вот мы узнали теорию интроектов и можем решить очистить себя от них. При этом мы, скорее всего, как я уже говорил, обнаружим, что подавляющая часть нашего умственного багажа – это в той или иной степени интроекты.

Мы все, например, знаем, что, вроде бы, Земля вращается вокруг Солнца. Я даже помню, что когда-то что-то такое говорили о том, как Галилей это доказывал, и как в этом самому убедиться... но как именно, я уже не помню. Если я начну проверять на самом деле все, что я знаю, – всех земных воплощений не хватит на то, чтобы перепроверить все сведения, которые у меня сейчас есть. Поэтому нужны какие-то путеводные нити, какие-то принципы, чтобы не скатиться в невротический перфекционизм, не начать реализовывать интроект, что-де "все надо знать на самом деле" [7].

Когда начинаешь работать с интроектами, очень важно первым делом дать себе право многого действительно не знать. Прежде всего стоит посмотреть, что в (твоей) жизни действительно важно, а что нет. Я, например, массу сведений принимаю как само собой разумеющиеся, живу с ними, как с фоном. Земля – шар (а может быть мне потом объяснят, что она вовсе и не шар, а геоид, хитрая такая геометрическая форма), Солнце – звезда, Ельцин – демократ. Но на самом деле я про это ничего не знаю, – ни про Солнце, ни про Ельцина.

Спрашивают: "Что ты думаешь о Модильяни?", – а я вроде интеллигентный человек, в гостях у маминых друзей, и вдруг я им скажу, что ничего не думаю о Модильяни. Зачем мне их огорчать? И я стараюсь отмазать что-нибудь благозвучное. Но важно, чтобы сам для себя я не почувствовал укора совести: это внешняя политика, а сам себе я должен дать разрешение ничего про это не знать.

Примерно 90 процентов среды, в которой мы живем и с которой считаем себя обязанными обходиться, для нас реально не значимы. И чтобы действительно начать работу с интроектами, надо дать себе разрешение на это, отпустить себя: не знаю и не знаю... Не знаю я, из чего состоит Солнце, чем хорош Модильяни, кто такой Ельцин...

Вернемся к примеру с двумя портретами – "жена и теща". Не так уж важно, что их два на одном рисунке. Можно представить дело и так, как на картинках, которые когда-то составляли непременную принадлежность журнала "Наука и жизнь" – переплетение линий, и в нем нужно найти фигуру. Главное, что это переплетение очерчено рамкой, и фигуру нужно найти внутри этой рамки. Новое платье нужно увидеть на короле, а что все придворные в новых (реальных).платьях – это всего лишь фон события.

Для нашего "испытуемого" экзистенциальная ситуация состоит в том, что он говорит, будто видит некую фигуру, и пускается в разговоры о ней, а сам не видит. Он боится разоблачения, то есть в каком-то смысле фигура для него есть, – фигура же всегда есть, когда есть хоть какой-нибудь интерес, – только иногда ее еще нужно еще суметь увидеть, причем, может быть, не там, куда указывает интроект.

Что же для него фигура? Можно сказать, что фигура должна оформить противоречие, возникающее из-за того, что он не видит фигуры, которую, – по принятым им условиям коммуникации, – должен в этом месте видеть.