Ком(м)у – таторы, а(к) ко(у)му – ляторы, а кому и вовсе шиш с маслом.

Но, может быть, Иван Иванович так не хочет. Он решил стать экзистенциальным психотехником и готов приняться за работу.

Тогда ему придется разбираться со своими невротическими механизмами, в частности – с интроекцией, а поскольку тема отцовства занимает здесь немалое место, с нее можно и начать. Проработка этого интроекта начнется с ответа на вопросы: "Если вы, Иван Иванович, говорите об отцовстве, то что это для вас такое "по жизни", реально? Как вы реально, день за днем осуществляете свое отцовство по отношению к своим двум "наличным" детям? Что в этом изменилось (и будет дальше меняться) с появлением Верочки? Что для вас значит реально, день за днем быть "будущим отцом" зачатого ребенка в данных обстоятельствах?

У Ивана Ивановича может, например, появиться простая, но вполне реальная мысль: сама жизнь этого действительно беззащитного существа в значительной степени зависит от него. Хочет он того или не хочет, а это фактически уже так [6]. Сочтет его Иван Иванович "не-существом", и убедит Верочку (Верочка-то, может быть, еще "маленькая", и ей очень хочется видеть в Иване Ивановиче старшего и мудрого), что всех беспокойств можно избежать, заплатив не такую уж большую сумму в долларах. И даже проявит благородство, сам и заплатит. И не будет беспокойства. Как говорили в недоброе старое время, "нет человека – нет проблемы". Или, наоборот, решит Иван Иванович, что уж убить-то он ребенка не позволит, – и его решимость может оказаться решающей [7].

2
Итак, мы можем оставить Ивана Ивановича "разжевывать" свои интроекты, чтобы вызываемое ими замешательство уступило место экзистенциальному выбору, за который он смог бы принять реальную, а не выдуманную (bullshit, в терминах Перлза) ответственность.

Правоверный гештальтист сказал бы, что на место интроектов, которыми пока что для него являются слова "отец", "семья" и пр., следует поставить "фигуру", выявляющуюся на соответствующем фоне в результате полноценного гештальтообразования. Я, как человек практический, сразу возражу: очевидно, что фигура, которая может развернуться за словом "отец", будет разной по отношению к разным детям Ивана Ивановича, разной при различных решениях проблемы, которые он может себе представить, и т.д. А вместе с тем, решить проблему своего отцовства Ивану Ивановичу нужно в целом. Буквально понимаемый принцип "здесь-и-теперь" не всегда хорош, если нужно решать реальные вопросы жизни.

Советская академическая психология не приняла, в отличие от академической психологии остального мира, концепцию гештальта и вместо этого разработала, опираясь на идеи Л.С.Выготского, концепцию предмета – предметного действия, предметного мышления и т.д. И была права, потому что при этом удалось создать ряд понятий, которые в других парадигмах прорисовываются гораздо слабее, часто неуклюже и путано.

Концепция гештальта разрабатывалась преимущественно в области психологии восприятия и сохраняет следы этого подхода. Попытки описывать действие в рамках понятийного аппарата гештальтпсихологии, которые делались, например, П.Гудменом во второй части книги "Гештальттерапия", выглядят чрезвычайно неловко. Невозможно действовать с фигурой: она при этом просто разрушится. Действовать можно только с предметом действия, который должен при этом как-то отвечать этому действию: уступать, сопротивляться, изменяться в соответствии с действием и пр. Предмет действия это то, с чем что-то можно делать. Гештальтом можно, с этой точки зрения, назвать восприятие предмета – то, как предмет выступает на первой фазе целостного акта жизнедеятельности. Гештальт предполагает синтез многообразных элементов восприятия в некоторое определенное единство – синтез, достигаемый в результате упоминавшегося "ага-эффекта". А "ага-эффект" – это, как мы теперь можем догадаться, как раз "прозрение" за переплетением воспринимаемых элементов того самого предмета, с которым можно и нужно будет действовать.

Уже говорилось, что фигура наделена катексисом – отображением в восприятии того, чего нужно или хочется человеку. Катексис фактически является предвосхищением того, что человек будет переживать на фазе консуммации, когда предмет станет доступен непосредственному контакту и ассимиляции [8]. Теперь, исходя из представления о целостности акта жизнедеятельности, нужно добавить, что в формируемом на фазе восприятия гештальте должна быть отображена также и фаза действования. Если катексис – это то, чем фигура интересна, то сама фигура, в ее воспринимаемой реальности, предстает прежде всего своей предметностью – тем, что с ней можно делать и как желаемое можно получить.

Таким образом, фигурой для кёлеровской обезьяны оказывается не просто банан, но "банан, висящий так высоко, что до него не допрыгнешь". А поскольку это фигура не удовлетворяющая, фрустрирующая обезьяну, то начинается поиск более удовлетворяющего гештальта ("мышление"), и в состав фигуры включаются находящиеся в поле зрения палка и/или ящик. Таким образом, фигурой, которая организует дальнейшее поведение обезьяны, становится теперь "висящий высоко на дереве банан и палка, с помощью которой его можно достать".