1
Прежде всего нужно отметить, что сама идея "эго-состояний" – очень сильная и совершенно нетривиальная идея. Ведь Берн, фактически, утверждает, – вопреки одной из основных посылок почти всей гуманистической психологии, – что человек не является единым и целостным: его поведение и соответствующие ему физические, эмоциональные и умственные состояния могут меняться кардинальным, – и систематическим, – образом, так, будто "в" нем находятся несколько разных "людей". Вот как сам Берн об этом пишет:

"Наблюдения за спонтанной социальной деятельностью... обнаруживают, что время от времени разные аспекты поведения людей (позы, голос, точки зрения, разговорный словарь и т.п.) заметно меняются. Поведенческие изменения обычно сопровождаются эмоциональными. У каждого человека свой набор поведенческих схем соотносится с определенным состоянием его сознания. А с другим психическим состоянием, часто несовместимым с первым, бывает связан уже другой набор схем. Эти различия и изменения приводят нас к мысли о существовании различных эго-состояний.

На языке психологии эго-состояния можно описывать как систему чувств, определяя ее как набор согласованных поведенческих схем. По-видимому, каждый человек располагает определенным, чаще всего ограниченным репертуаром эго-состояний, которые суть не роли, а психологическая реальность". [1]

Важно заметить, что сама по себе идея эго-состояний не сводится к берновской "троице" – Ребенок, Родитель, Взрослый. Она гораздо шире и в принципе может быть (и неоднократно была) реализована в совершенно иных психологических концепциях.

Остановимся прежде всего на утверждении Берна, что эго-состояния – "психологическая реальность". Из процитированного отрывка можно понять, что Берн считает, что эго-состояния даже более реальны, чем так называемая "личность", и что они до некоторой степени определяют не только психологическую, но также социальную реальность.

Нетрудно почувствовать, насколько это противоречит не только большинству психологических теорий, но и представлениям здравого смысла: с точки зрения последнего каждый из нас является одним, единым человеком, который "очевидным" образом определяется, с одной стороны, своим физическим телом, с другой – паспортом (водительским удостоверением, счетом в банке и пр., то есть "социальным телом"). Ведь избирательными, скажем, правами, наделен какой-нибудь Петр Николаевич Васечкин, а вовсе не его "эго-состояния". Даже обсуждая идею эго-состояний, мы говорим о "его" эго-состояниях, – то есть считаем "его" все-таки более реальным, более "субстанциальным", а состояния – в соответствии с устройством нашей речи – называем "его" состояниями.

Фактически Берн (хотя, конечно, не только он) утверждает, что "на самом деле" (то есть на психологическом "самом деле") это не так, что человек не един. И бессмысленно спрашивать, когда он является (и является ли вообще когда-нибудь) "самим собой": в одном эго-состоянии он "являет собой" нечто одно, а в другом – другое.

Как писал один популярный поэт, "во мне семь я", и дальше, – не знаю уж, Берн ли его вдохновил, или просто к слову пришлось, – рифмовал это со словом "семья".

Полезно сделать здесь несколько ссылок на другие психологические концепции, где более или менее всерьез принимается "реальность" чего-то вроде "эго-состояний". Прежде всего упомяну психосинтез Ассаджоли, где часто идет речь о "субличностях". В гештальттерапии Перлза аналогичный феномен называют "частями", и хотя идеологически проповедуется идеал целостности личности, технически, – как говорилось в первой главе, – устраиваются целые сцены между ее "частями"; например, их рассаживают по разным стульям (техника "пустого стула") и предлагают поговорить друг с другом на тему, вызывающую конфликт между ними.

Отсутствие единства личности, ее "множественность" одно из краеугольных положений Гурджиева. При этом ученику предлагается не "поверить" в это положение как в некую далекую от него теорию, а практически проверить это посредством самонаблюдения, убедиться в этом для самого себя (для чего предлагаются специальные методы и процедуры).

Предполагается, что когда ученику это удастся, это приведет к двум линиям следствий. Во-первых, перед ним реально встанет, – и станет одной из центральных в его работе над собой, – задача "объединения себя". Для решения этой задачи у Гурджиева-по-Успенскому, как и в любой хорошей психотехнической традиции, есть свои средства.

Во-вторых, полностью убедившись для себя (практически, а не абстрактно-теоретически) в том, что психологическая реальность именно такова, ученик будет более адекватно с ней обходиться. Например, он будет осторожнее "подписывать векселя" (Гурджиев отмечает, что некое проявившееся на миг "я" в человеке может подписать вексель, по которому "ему", – то есть всем другим его "я", – придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь.)

Начавший работать ученик скоро заметит, что вторая линия – более адекватное обхождение с реальностью разделенных эго-состояний, – является одним из важных и мощных методов первой линии: работы объединения, "интеграции".