Впрочем, как мы уже видели, это не происходит и не может происходить со всем массивом виртуального материала, поддерживаемого человеком. Как говорят суфии, осел, перевозящий свитки "Корана", от одного этого не становится еще набожным. Должна сложиться специфическая ситуация экзистенциального выбора, которая ставит человека перед необходимостью такой работы и одновременно, самой своей значимостью, вооружает его энергией и волей, чтобы довести эту работу до конца.

Конструкции значения и правила конструирования, лишь "вчерне" передаваемые культурой, подвергаются в этой ситуации суровой переоценке, предметы – перепредмечиванию, ценности – проверке, как принято говорить, "жизнью". В итоге история микрокосма личности (как последовательность такого рода экзистенциальных выборов с их судьбоносными – в том или ином масштабе – результатами) всегда более или менее расходится с историей мезокосма культуры. Возможно, они примиряются и согласуются где-то за пределами Эго и социума, в макрокосме таких масштабов, как история Земли или солнечной системы.

* * *
Таким образом, понятие предметности, указывающее на психическую норму, отклонением от которой является невротический механизм интроекции, представляет собой широкий синтез многообразных элементов.

1) Ближайшим образом, это основание синтеза элементов восприятия (посредством "ага-эффекта") в едином гештальте, являющемся "прозрением" того предмета, с которым можно будет действовать, чтобы получить желаемое удовлетворение.

2) Действование для человека определено социокультурными схемами деятельности с предметным миром второй природы, которые вменяются ему в обучении-образовании.

2а) Впрочем, эта культурно-детерминированная деятельность граничит с реальностью-как-таковой, "первой природой", и может расходиться с нею лишь в определенных, не грозящих культуре гибелью, пределах.

3) Культурно-детерминированная деятельность лишь тогда становится жизнедеятельностью человека, когда виртуальный предметный мир культуры авторизован, превращен в личный мир человека. Практически это происходит в ситуациях экзистенциального выбора, который требует от проявляющейся в ней предметности полного и целостного удовлетворения жизненных притязаний личности.


>


--------------------------------------------------------------------------------


3-1-5. МОДАЛЬНЫЙ АСПЕКТ ИНТРОЕКЦИИ, СТРУКТУРА ЭГО И ВОЛЯ:
комментарий 3 (еще более непростой [1])
1
До сих пор мы говорили о предметной стороне интроекции. Между тем это хотя и важная, но не единственная ее характеристика.

Вот еще один типичный пример. Многие люди имеют того или иного рода запреты. Часто, например, приходится сталкиваться с запретом на сексуальные отношения. Обычно такой запрет имеет тривиальную историю: ребенку в детстве (с той или иной мерой настойчивости, угроз, отрицательных эмоций и пр.) запрещали сексуальные проявления и, возможно, в то время это было правильно (с точностью до адекватности средств). Только ему забыли сказать, что это "нельзя" имеет особую характеристику: "пока нельзя". А потом забыли (или некому было) сказать, что теперь уже можно. Одни люди "сами" догадываются или получают от кого-то соответствующее "разрешение", другим – "не везет", и запрет остается с ними на всю жизнь.

Аналогичным образом устроены "сценарные" запреты по Берну: запрет на успех, запрет на достижение определенного уровня жизни и т.д.

Чем запрет-интроект отличается от "просто" запрета?

Петя зовет Васю поиграть за домом. Вася говорит: "Мне нельзя, мне мама не велела со двора уходить". Петя удивляется: "А почему?" – Вот тут-то все и начинается. Если Вася примет петин вопрос, в нем может начаться внутренняя борьба: "Почему Пете можно, а мне нельзя?" Хорошо, если он может задать этот вопрос маме; еще лучше, если у мамы есть на этот вопрос разумный (хоть в какой-то мере) ответ, что-нибудь вроде: "Пете уже семь лет, а тебе только пять. Ты заиграешься г убежишь далеко и потеряешься. Петя же не будет за тобой все время следить". Даже если ребенок не вполне поймет этот ответ [2], важно именно то, что запрет может быть подвергнут сомнению, обсужден, подтвержден или, – в принципе, – даже отменен.

Интроецированный запрет, в отличие от этого, недоступен обсуждению.

Впрочем, и этого еще недостаточно для того, чтобы с полным основанием говорить об интроекции. В конце концов, чем плохо жить чужим умом? Ведь именно так живут люди в так называемых "традиционных обществах": как "заповедано", так и живут. И никому (там) не приходит в голову, что можно жить иначе. Если человек имеет запрет, соблюдает его и уверен, что все в порядке, не может быть речи ни о каких невротических механизмах: экзистенциальный выбор ему так же мало нужен, как антилопе-гну. Психологически с ним "все в порядке". Может быть, "со стороны" (то есть с точки зрения другой культуры) его поведение кажется нелепым; может быть, оно представляется "неэффективным" – опять же с внешней точки зрения [3].