Это, в принципе, возможно, это даже может оказаться не очень трудным (потому что игрок-невротик при всей своей манипулятивной изощренности все же однообразен в своей игре, ограничен своим сценарием), – но этому нужно специально учиться. По-видимому, хороших дипломатов, хороших бизнесменов должны учить именно этому [6]. В принципе, всегда есть такая возможность – переиграть.

Правда, для этого нужно одно обязательное условие: целиком и полностью избавиться от ощущения себя "жертвой". Нужно вступить в игру по известной формуле "На войне как на войне" (то есть, в частности, не играть в "Посмотри, что ты со мной делаешь"): воюем мы при этом, конечно, не с самим человеком, а с его невротическими механизмами.

И, наконец, есть третий способ, тоже трудный и рискованный, как и первые два: это – психотерапевтическое отношение к Адресанту, что требует очень определенного и решительного "выхода в перпендикуляр". то есть несмотря на весь риск, на все угрозы и шантаж в этом случае нужно отказаться от обсуждения какой бы то ни было ситуации по ее содержанию и направить отношения на то, чтобы дать Адресанту шанс выйти в положение Взрослого.

Адресант может этим шансом воспользоваться или не воспользоваться; Взрослая коммуникация не может быть вынужденной, она исключает всякую "гарантированную" манипуляцию. Но при таком подходе нужно четко и жестко отказаться коммуницировать в практической реальности, в которой идет игра, и соглашаться на коммуникацию только в плане терапии Адресанта. На инициацию игры идет ответ, – если говорить грубо и называть вещи своими именами, – "Тебя нужно лечить, и пока мы тебя не вылечим, обсуждать то, что ты обсуждаешь, я вообще отказываюсь".

Это вещь опасная и рискованная, нарушающая текущие отношения. А в текущих отношениях в реальном времени всегда есть масса угроз и нужд: плачут дети, требуют своего родители, сердятся начальники...

К тому же такой ход предполагает, что у вас есть возможность и способность, во-первых, самому поддерживать позицию Взрослого и, во-вторых, реально провести терапию.

Но зато этот ход имеет массу преимуществ, когда мы находимся в реальной психотерапевтической ситуации. Это единственно правильная позиция для психотерапевта, когда клиент пытается играть с ним в игры, – а так, как правило, и бывает.

2
Рассмотрим два варианта реализации собаки-снизу, описанные у Берна в виде игр "Полицейские и воры" и "Алкоголик".

В обоих случаях Адресант осуществляет какое-то девиантное (отклоняющееся от нормы) поведение, предположительно опасное для него и/или окружающих. Суть игры-по-Берну состоит здесь в том, что это поведение осуществляется" Девиантом не само по себе, а "коммуникативно": оно намеренно (хотя, возможно, неосознанно) обращено к Адресату.

Остановимся на этом подробнее. He-игровое девиантное поведение может осуществляться человеком (как правило, подростком или пере-ростком) ради каких-то собственных целей. Допустим, человек ворует, чтобы иметь больше денег, или напивается, чтобы укрыться от трудностей или пустоты своей жизни. В таком случае ему не нужен зритель (если только зритель не становится соучастником). Прочие люди, оказавшиеся в этой ситуации, либо нейтральны, либо, – поскольку их это задевает, – становятся реальными противниками. Иными словами, человек осуществляет это поведение "на свой страх и риск".

Адресант игр-по-Берну, обращая свое девиантное поведение к некоему Адресату (реальному или воображаемому), осуществляет его не ради него самого, а ради коммуникации. Как у К.Чуковского: "Я маме плачу!"

"Значение" этого обращения может быть "расшифровано" по-разному. Часто сам Адресант, то есть его "сознательная часть", реально не представляют себе этого значения (или создает себе по этому поводу различные рационализации, что еще более запутывает ситуацию), и его выявление может потребовать специального анализа.

Условием появления собаки-снизу (и конкретизирующих это положение игр) является специфическое значение этой коммуникации – такой "маневр", в котором Адресант делает вид, что претендует на положение Ребенка, а Адресату предлагает (то есть, конечно же, якобы предлагает) положение Родителя.

Для игры "Полицейские и воры" Берн приводит прототип в виде детской игры малыша с мамой в прятки. На примере этого прототипа мы можем увидеть существенный аспект структуры подобной коммуникации. В этой игре мама выполняет для малыша две функции. С одной стороны, она доставляет ему удовольствие; в нормальном случае это – игра любимого ребенка и любящей мамы. При этом она, конечно же, среди прочего, обеспечивает безопасность ребенка, заботится о нем. С другой стороны, "по игре" она – "противник": ведь именно от нее он прячется.

Мы видим здесь ясное разделение двух типов связи. Одна связь – объемлющая, ее можно назвать "рамочной"; она создает единство системы. Это связь малыша с мамой как Ребенка с Родителем. Другая связь, которая находится внутри рамки, – это игровой (в обычном, а не берновском смысле слова) конфликт прячущегося малыша и его "противника" – мамы, которая должна его найти.