Этот переход к качественно иному способу существования человека зафиксирован, например, в притче о грехопадении. После вкушения от древа познания "греховный" человек, т.е. человек, уже обладающий сознанием, становится способным не только к отличению добра от зла, но и к логосу — мысли, к рассуждению, что и демонстрирует Адам сразу же после акта грехопадения, оправдываясь перед Богом [3]. С другой стороны (в структурно-временном отношении), пограничное положение философской деятельности является не только единичным историческим событием, но имеет устойчивый структурный статус пограничного феномена в рамках познавательного процесса вообще. Это хорошо иллюстрирует притча о сороконожке, которая, задумавшись о том, как же она ходит, застыла в изумлении. Философия как состояние остановившейся сороконожки, как состояние "остановки в удивлении" занимает срединное, пограничное положение в познавательном процессе — между беспроблемным отношением к миру, характерным для первоначального состояния "сороконожки в движении" (состояние Мифа), и пост-проблемной ситуацией, характерной для "сороконожки, продолжившей движение после нахождения удовлетворительного объяснения механизма своего передвижения" (состояние Науки) [3]. Состояние философского "удивления" — это еще состояние не-знания, но такого не-знания, которое уже ведает, осознает себя таковым, и, тем самым, является важным трансцендентальным условием любого познавательного процесса [4]. Здесь можно выделить два момента. Во-первых, философское удивление исполняет роль своего рода катализатора, запускающего последующий познавательный процесс. Во-вторых, здесь же запускается и собственно философская деятельность, результатом которой является формирование особого типа знания — ведения ("поля" ведения) [5]. Это "поле" ведения можно сравнить с пустой формой (например, незаполненной географической картой), в рамках которой еще нет содержания (фактических знаний), но без которой получение фактического знания (заполнение "белых пятен" географической карты) невозможно. Тем самым, и в структурном плане философия занимает пограничное положение между задаваемыми в состоянии "философской остановки в удивлении" вопросами и еще не найденными ответами; а философская деятельность — это скорее вопрошание, и в этом ее специфика в отличие, скажем, от науки, которая занимается отвечанием, на уже поставленные философской мыслью проблемы [6].

Понятно, что пограничный характер философии, как в плане "местоположения", так и в структурно-временном аспекте, накладывает определенный отпечаток на язык философского исследования. Во-первых, это уже язык или дискурс, т.е. растянутая в некоторую языковую (словесную) последовательность мысль, расчлененный и развернутый ряд слов, полученный из целостного одномоментного и, в силу этого, недискурсивного чувственного представления. Во-вторых, это еще не застывший в точных определениях и утвердительных предложениях рассудочный дискурс понятий. Если воспользоваться кантовским анализом познавательной способности, предпринятым им в "Критике чистого разума", то это пограничная между чувственностью и рассудочностью область, область, которую Кант практически не подвергает анализу, маркируя ее то (сначала) как способность воображения, то (потом) и как деятельность разума.

Положение о вообразительно-разумном пограничном характере философской деятельности станет понятнее, если обратиться к анализу предмета философского исследования. Особенностью философской деятельности, в отличие от науки, является работа с метафизическими объектами, или целостностями, среди которых можно выделить три "идеи разума" Канта: Я (душа) — Мир (Космос) — Бог. Метафизические объекты не могут изучаться научными методами. Это связано с тем, что целостности не даны как обычные объекты, а философ не является субъектом исследования и находится как бы внутри объемлющего его изучаемого объекта. Вернее, в силу уже указанного выше пограничного положения философа, он находится на границе любого метафизического объекта.

Разберем это подробнее на примере исследования мира, тем более что часто философию определяют как миро-воззрение, что уже было использовано выше, при анализе топоса философии. Конечно, мир как некоторая совокупность вещей может изучаться и "физикой" (науками в широком смысле), но в этом случае из поля зрения исследователя выпадает то, что, собственно, и делает мир "миром", а не просто совокупностью вещей мира, — его целостность, единство. Мир не дан как объект изучения, поскольку человек находится внутри его. Однако, как было отмечено выше, у человека остается шанс его исследования. На это указывает сама идея мира как чего-то целого, которая есть в человеческом сознании, конституируема человеческим разумом. Мир есть, а это значит, что высказано первое утверждение об этом метафизическом объекте. Сказать это можно, лишь "выпрыгнув" из мира на его границу, только лишь оттуда открывается взгляд на мир как на нечто целое. Есть не просто отдельные вещи, а сам мир, мир как целое (здесь можно задаться вопросом: сможет ли понять это высказывание или любое другое высказывание, апеллирующее к целостности мира, существо, живущее "внутри" мира, например животное?).